Давай будем честныНазвание: Давай будем честны.
Автор: НикаАптерос = Гудвин Великий и Ужасный = Белый Лев.
Фэндом: Vampire Knight
Персонажи: Канаме/Зеро и наоборот^^
Жанр: angst, romance
Рейтинг: PG и может выше чуть-чуть....
Описание: бред. Присутствуют Узы.
Дисклеймер: «Vampire Knight» весь и полностью Хино Матсури
Предупреждение: 1. ООС, объемистый и громоздкий.
Статус: Сие сомнительное чтиво закончено.
Предупреждение: 2. писалось ночью, как и всегда. Неотчитано, путанно, устало как-то и наверное часто повторяются мысли.... воть.
ну вы все помните о предупреждениях, ага- Ты что-то скрываешь, Куран, – не вопрос, а утверждение. Зеро спокоен, даже вальяжен. Но его спокойствие – обманчиво, вальяжность – напускная. Кирю напряжен, как зверь перед прыжком. Кирю ждет подвох. Чертов чистокровный опять что-то замышляет. И небо рухнет наземь, если это что-то не выйдет Зеро боком. Охотник зол, но он умеет отлично это скрывать. До определенного момента.
Смешно, но именно этим «моментом» заканчивались все их с Кураном «дискуссии» – Зеро выходил из себя. Чистокровный доводил его тонкими насмешками, изящными провокациями, довольно жестоко указуя на его место в жизни и пищевой цепочке. Пешка. Вампир класса Е. Животное, способное лишь паразитировать на других, как сейчас – на самом Куране. Зеро нечем было ответить – он жил за счет этого ублюдка. И он лишь рычал от бессильной ярости. Ярость, однако, не мешала тому, чтобы отвечать на собственнические ласки.
Впрочем, Кирю тоже выучился пробуждать в вампире ярость. Выучился не так давно, но зато уже наверняка.
Просто резко, не давая опомниться, толкал Канаме на кровать, нависая сверху, упирая дуло Кровавой розы в висок, пресекая любые попытки к сопротивлению, и шептал тихо, презрительно и насмешливо кривя губы:
- Разве господа подчиняются пешкам?..
И при виде алеющих от бессильной злости и досады глаз тщетно вырывающегося вампира, Зеро чувствовал нечто сродни горькому удовлетворению.
Такого рода насмешки действовали на Курана безотказно. Подчиняться охотнику было ниже его достоинства. Подчиняться вампиру класса Е – тем более. Однако чистокровный не спешил применять внушение или Силу, а Зеро, уже мысленно записавший себя в смертники – такие, как он, долго не живут, - не доискивался причин и лихорадочно старался получить всё до того, как наступит расплата. Какой бы она не была…
Тем страннее выглядит их связь.
И если сначала была лишь кровь, необходимая им обоим, потом тонкие опасные игры на подчинение, сумасшедшие ночи и глухая злоба, когда ощущаешь себя игрушкой в ловких пальцах чистокровного, привязанный жаждой и принужденный подчиняться, то теперь…
Куран подчинялся сам. Пусть вынужденно, пусть сквозь яростное шипение, пусть под прицелом, но подчинялся. Словно снисхождение… но не совсем. Словно проклятый вампир подчинялся даже не ему, а чему-то в себе, чему не мог сопротивляться в те мгновения, когда Кирю вырывал у него жадные поцелуи. Это и злило, и приносило странный отблеск удовольствия.
Но последнее время Куран ведет себя странно. Он как будто… избегает Зеро?.. Охотник сам бы посмеялся над подобным предположением – чистокровный не может от кого-то бегать, не должен – но последние недели все обстояло так, что другого вывода на ум просто не приходило.
Кирю это злило. Если он мог обходиться без крови Курана по пять-шесть дней, то по его телу скучать он начинал гораздо быстрее. Зеро бы даже подумал, что от него пытаются отвязаться, если бы не имел дело с чистокровным. Высший вампир не будет сторониться и прятаться, это не его уровень. Ему достаточно просто приказать.
То, что Зеро слушать приказы не намерен, это уже другой вопрос.
Поэтому поведение Курана еще более настораживало. И бесило – как же без этого.
Вот как сейчас. Стоит совсем рядом и уже не просто перекатывает в пальцах, а отчетливо сжимает свой бокал, не торопясь подносить к губам. Затем все-таки делает глоток. Как-то почти дергано, словно стараясь заполнить молчание.
Черт, когда Куран нервничает, Зеро просто физически не может быть спокойным. Канаме, этот проклятый Канаме ведет себя так, словно случилось или случится действительно что-то очень серьезное. Задушенная ярость сменяется обостренным болезненным вниманием – не упустить ничего! – и чем-то, что при других обстоятельствах можно было бы назвать испугом.
Куран нетерпеливо передергивает плечом:
- Что бы я не скрывал, тебя это не касается.
- Тогда зачем ты позвал меня?.. – глаза не отпускают чистокровного ни на миг. Канаме раздражен. Канаме злится. Обычно он никогда не позволял себе настолько отпустить самоконтроль, чтобы появилась возможность прочитать даже не эмоции – отголоски его эмоций. Непроницаемый щит вежливой отстраненной снисходительности. Самая необходимая маска для того, кто властен повелевать. Маска, которая, как влитая сидела на чистокровном. Вторая кожа. Вторая натура.
И то, что сейчас Зеро способен уловить его чувства, означает, что Канаме непозволительно расслабился в присутствии охотника.
Или… он слишком сильно о чем-то беспокоится.
И если на первое Кирю никогда бы не поставил, уверенный в заведомом проигрыше, то второе кажется весьма правдоподобным… и весьма пугающим.
Юноша старается не загадывать, какие неприятности могут быть у всесильного чистокровного. Что-то, чего опасается высший вампир.
Что-то, чего боится высший вампир.
Чем это грозит ему самому?..
И что, в конце-то концов, угрожает чертову кровососу?..
Зеро пытливо смотрит на вампира, ожидая даже не ответа на поставленный вопрос – объяснений. Объяснений, какого черта тут происходит. Канаме в свою очередь прикладывает все усилия, чтобы не отвести взгляд. Проклятье!.. Когда этот мальчишка сумел выучиться выбивать его из равновесия?.. Осознание того, что он уже не может полностью себя контролировать в присутствии охотника, нервирует Курана куда больше, чем напряженное внимание последнего.
Вампир задумчиво отпивает из бокала, стараясь сформировать ответ. А за одно – взять себя в руки. Мельком бросает взгляд за окно. Луны не видно. Облака застилают небо, а деревья гнет неистовый злой ветер. Поздняя осень, что сказать. Это здесь, в комнате, согретой дыханием огня в камине, тепло. А там, снаружи… Куран подавляет желание поежиться. Нельзя. Такие проявления – слабость. А он уже превысил лимит слабости на этот вечер. И даже на этот месяц. Эта мысль помогает взять себя в руки. А еще – отогнать навязчивую холодную тревогу, только усиленную сегодняшним письмом.
- Моя цель проста. Я считаю, что на сегодняшнее время ты выпил уже достаточно моей крови, чтобы приостановить деградацию. Ты должен приучать себя к кровяным таблеткам. И пить из меня, - Куран намеренно аристократично морщится при этих словах: - ты будешь только при жесткой необходимости. Поэтому встречи стоит свести к минимуму. У меня слишком много дел, чтобы отвлекаться на твои преследования. Так что будь любезен, учись себя контролировать. И не появляйся в поле моего зрения в ближайший месяц-полтора.
- Ты много на себя берешь Куран, - шипит Зеро, сузив глаза.
Канаме усмехается:
- Даже я не имею такой роскоши, как постоянный донор. Мне приходится довольствоваться этим, - он изящно поводит рукой, в которой держит бокал. – Неужели ты считаешь себя кем-то особенным, Кирю-кун? Вампиром, который достоин постоянной свежей крови?..
Расчет верен… почти.
Зеро в единый миг оказывается рядом, сжимая лацканы белого форменного пиджака, и глухо выдавливает:
- Ублюдок… Не ровняй меня с собой, Куран. Я не…
- Что ты не, Кирю?.. Не вампир? Не монстр? Не кровосос? Да брось. Ты уже полгода живешь за счет моей крови. Поздновато отпираться, не находишь?
Куран выходит из себя, как не пытается сдерживаться. Все спокойствие и насмешливое снисхождение осколками разлетается, когда Зеро оказывается так близко, впервые за столько времени, когда хриплое дыхание обжигает кожу, когда полные ярости льдисто-серые глаза горят напротив.
Слова мальчишки бьют раскаленным хлыстом. Злость, искрящее раздражение и еще желание – все это, точно сухая солома в жаркий день, вспыхивает внутри рваными сполохами. А еще, где-то на дне, тяжелой каплей горчащей смолы оседает обида.
Почему-то Куран даже не пытается вырваться из жесткой хватки охотника.
А Зеро наклоняется еще ниже и, кривя губы в почти усмешке, роняет:
- А если я хочу не крови?..
Сердце предательски оступается.
Канаме хочет, должен отшатнуться. Оттолкнуть его. Бросить вслед ожесточенно-ранящие слова. Но он не может. Тело не повинуется. Сила не желает пробуждаться… или он сам не хочет ее пробуждать?.. Мысли путаются, немыми черно-белыми кадрами с сумасшедшей скоростью мелькая в опустевшей голове. И, кажется, Канаме первый ломается, подается навстречу, приникая к теплым сухим губам охотника.
Наваждение живет недолго. Неимоверным усилием воли Куран отстраняется, заставляя отойти в другой конец комнаты, увеличивая расстояние между собой и Зеро.
Канаме смотрит в камин, пытаясь позаимствовать спокойствия у ровно потрескивающего пламени. Он лихорадочно перебирает в уме слова, мысли, поступки, пытаясь найти вариант отступления. Сейчас он уже жалеет о срыве. И черт же его дернул поцеловать Кирю!.. Как теперь быть? Что теперь говорить? Как теперь заставить подчиниться, если только что сам проявил слабость?
Проклятье. Нервы ни к черту. А все бессонница.
Зеро молча наблюдает за чистокровным, и сделанные на основе этого выводы ему весьма не нравятся. Куран откровенно нервничает. Кусает губы. Пытается взять себя в руки. Зеро и рад бы отнести это на свой счет, да что-то не верится. Что же, черт возьми, так тревожит эту лицемерную сволочь?.. Да настолько, что идеальная маска ломается прямо при нем!.. При враге, при низшем вампире, при охотнике!
Такая скрытность вызывает раздражение. А еще – беспокойство. Канаме выглядит непривычно бледным. Каким-то растрепанным, взволнованным…
Иди речь об обычном человеке, Зеро решил бы, что он испуган.
Кирю намерен выяснить, что случилось. В конце концов, он имеет право знать. После всего.
- Что происходит, Куран? Что ты скрываешь?
Вампир резко оборачивается: карие глаза зло сверкают из-под челки.
- Тебя не касается. Это мое дело, - сквозь зубы. Где холодный тон, где дистанция, где хлесткие слова?.. Все, на что сейчас способен Канаме, это злое шипение. И злость в основном на себя: за слабость, не достойную чистокровного, за то, что не может сказать все прямо, ходя по привычке вокруг да около… за желание, с гулким стуком пульсирующее в висках, струящееся по венам. За неуклюжую попытку оградить, уберечь. И кого? Этого чертова недоумка, ненавидящего вампиров!..
- Твое?.. – переспрашивает Кирю со странной усмешкой. Никакой ожидаемой злости, никакой ярости. Черт, да он держит себя в руках лучше, чем сам Куран. Он, вспыльчивый несдержанный мальчишка!.. И когда только выучился?..
- У тебя больше не осталось своих дел, Канаме.
Чистокровный вздрагивает, впервые слыша свое имя из этих губ. А Зеро хладнокровно продолжает:
- С тех пор, как появились эти чертовы Узы, у тебя больше не может быть своих дел.
«И я вытяну из тебя правду, Куран» - мысленно заканчивает он.
Упрямый мальчишка!.. Нельзя рассказывать… и так слишком много вопросов, итак слишком много всего случилось. Пусть уйдет, пусть исчезнет из жизни Канаме. Пусть проваливает! И заберет с собой эту нелепую нежность, эту позорную слабость, это неуместное желание!..
Проклятье. Нужно заставить его уйти. Заставить ненавидеть… как раньше. Канаме кажется, что он прыгает в зияющую бездну, когда он наконец размыкает губы.
- Кирю-кун… - опасно мягко начинает вампир и договаривает, каждое слово вбивая, как таран, как клеймо: - Нежели ты думаешь, что быть моей подстилкой достаточно для того, чтобы я делился своими планами?.. Ты забываешься. Ты – никто. Ты – низшее звено. Я и так оказал тебе милость, делясь своей кровью ради Юки. Теперь – проваливай!.. В тебе больше нет необходимости.
Распахнувшиеся в недоверии, шоке серые глаза равносильны исчезновению солнца для Канаме. Охотник отшатывается, как от удара, застывает, опустив голову, сжав кулаки на расстоянии какой-то пары шагов. Куран не может на это смотреть. Хочется приблизится, прижать к себе и шептать, шептать что-то бессвязное, про то, что все это – неправда, что он не хотел, что на самом деле…
Однако так не вовремя оставившая чистокровного выдержка, кажется, вернулась. Осознание жесткой необходимости стискивает виски обручем. И Канаме отворачивается, нарочно небрежным жестом листая какие-то бумаги на столе.
Только не смотреть, только не смотреть…
Охотник застыл посреди комнаты – неестественно прямой, напряженный, как струна, словно оглохший, ослепший…
Невыносимое молчание давит со всех сторон. Пальцы подрагивают, когда Куран на автомате берет со стола бокал – отпить псевдо-крови… лишь бы хоть что-то делать, лишь бы не видеть, не…
Зеро не двигается с места, и в душе поселяется страх. Самоконтроль уже на пределе – сказываются расшатанные за последний месяц нервы, и вампиру кажется, еще чуть-чуть, и он не сдержится, пойдет на попятную, наплевав на все доводы рассудка. Будет гладить, целовать, заглушая, стирая собственные слова, словно извиняясь… Будет зализывать то, что сам же и причинил…
Нельзя. Нельзя, нельзя, нельзя!..
Уходи, Кирю. Уходи, уходи, ухди… ненавидь, презирай, уходи! Убирайся!..
Кажется, он уже начинает бормотать это вслух, потому что Зеро вскидывает голову и смотрит на него. Внимательно и молча. На лице все еще застыла маска немой горечи… но глаза сосредоточенные.
Когда Кирю делает шаг вперед, Канаме пятится. Этот придурок… ну почему он не ушел!.. Черт, почему?!
В конце концов, Куран упирается спиной в стол. Он заворожено следит за охотником. Зеро подходит близко, очень близко и еще с секунду сводит с ума напряженным, узнающим, внимательным взглядом. Канаме хочется закричать на него: «Проваливай! Катись прочь!..» Хочется оттолкнуть, ударить, заставить себя ненавидеть, причинить боль, так, чтобы мальчишка исчез, пропал из его жизни, из мыслей, из…
Но он только шепчет сорванным голосом, мотая головой:
- Уходи, уходи, уходи, уходи…
Зеро молча обнимает его, крепко и очень уверенно.
И когда Куран наконец расслабляется в его руках, губы Кирю трогает чуть заметная улыбка.
Ему хочется сказать, что Канаме – дурак, что он уже достал своими недомолвками, что он вдет себя как ребенок, и что, в конце концов, если что-то действительно случилось, то они вполне могут попытаться решить это вместе…
Но вместо этого он шепчет только:
- Давай будем честны, Куран. Я никуда не собираюсь тебя отпускать.
А Канаме устало утыкается лицом ему в шею и закрывает глаза. Легче не становится. Но становится неуловимо теплее и спокойнее, и тень, казалось, уже склонившаяся над самым плечом – чуть-чуть отступает, немного рассеивается.
В этот раз Канаме высыпается впервые за долгое время, удобно устроив голову на плече охотника.