Фанфик: Тот человекТаг, это мой первый майстрад, но, по счастью, далеко не первый фик. Так что надеюсь, что он не будет стремным.
Пишется в подарок
Dirty InspectorФандом: Шерлок, кроссовер с Farsantes
Название: Тот человекАвтор: Miauka77Бета: Xenya-mПейринг: Грегори Лестрейд/Майкрофт Холмс, Гильермо Грациани/Педро Бегхьо
Жанр: драма, романс
Статус: в процессе
Размер: предполагается миди
Рейтинг: во второй половине NC-17
Саммари: Побег-Прованс-пара соседей – что еще нужно, чтобы жизнь скромного инспектора Скотланд-Ярда изменилась навсегда? Вот только к добру ли?..
Предупреждения: ООС, мат (суровые инспекторы Скотланд-ярда, куда ж без него-то), AU к Farsantes после 57-й серии
Критика: конструктивная и вежливая приветствуется, особенно если речь о фактических ошибках
Глава 1Майкрофта Холмса Грегори Лестрейд про себя называл «тот». Шерлок, в зависимости от настроения, был Шерлоком, «заразой» и просто «убью», а вот Майкрофт Холмс возникал в его мозгу исключительно как «тот». И в этом «тот» смешивалось сразу очень много — и привкус прогорклого лимона, который очень ясно ощущался во рту при воспоминании о первой встрече, и странный коктейль из холодной ненависти, смирения и острого любопытства. После того как Джон рассказал, что именно Тот снабдил Мориарти информацией о Шерлоке, к этой смеси добавилась изрядная доля презрения. В любом случае с самой первой встречи Лестрейд был убежден, что при появлении Майкрофта Холмса самый ужасный день мог стать только хуже.
Тот при встрече с ним тоже кривился, как будто Лестрейд заставлял и его есть лимоны, и таким образом в их общении даже складывался некий баланс. Лестрейду и в голову не приходило, что в один прекрасный (или скорее ужасный) день он будет нарушен.
Четырнадцатое июля и вправду стало одним из самых отвратительных дней на памяти Лестрейда. Начать с того, что уже неделю стояла девяностопятиградусная жара, кондиционер дома сломался, а в сервисной службе вежливо предложили поставить его на очередь, которая дойдет до него не раньше чем, через пару недель. В удушье комнат невозможно было уснуть, но и на улице, казалось, притаился огнедышащий дракон, который только и ждал случая, чтобы сунуть пасть по очереди в каждое из открытых лестрейдовских окон. За последнюю ночь Лестрейд вообще не сомкнул глаз, хоть и в предыдущую продремал от силы пару часов, так что всю первую половину дня накачивал себя кофе. Кофе помог немного, зато бонусом усилил головную боль. В конце концов и от кофе пришлось отказаться. Как и от попыток немного покемарить за рабочим столом. До часу Лестрейда два раза вызывали к начальству, а на вторую половину дня намечалась операция, которую разрабатывали четыре месяца, и он то и дело вскакивал с кресла и начинал блуждать по кабинету в ожидании выезда.
В принципе, к подобным операциям он давно привык. За тридцать лет в Ярде к чему не привыкнешь? Вот только на этот раз кое-что отличалось — Лестрейд нервничал и никак не мог понять почему. В первый раз такое необъяснимое предчувствие охватило его тринадцать лет назад. Тогда во время операции он получил в бок ножом и потом шесть месяцев провалялся на больничной койке, из которых половину было непонятно, выживет он или нет. Во второй раз от инфаркта умерла мать. В третий раз Лестрейд, как в классических анекдотах, заехал внезапно во время работы домой и обнаружил свою жену верхом на том самом учителе физкультуры, на котором так настаивал Шерлок. На этот раз в его жизни никого не осталось, кроме него самого, так что логично было предположить, что произойдет что-то с ним самим.
Впрочем, может, это и не предчувствие никакое, а так, последствие бессонницы. Кондиционер в кабинете работал исправно, но Лестрейд ощущал себя словно в лихорадке, его тошнило, а мгновениями все тело бросало в жар. Точно, послезавтра придет обещанный антициклон, жара спадет, надо просто успокоиться. Сколько он таких лет в своей жизни переживал? Он вон историю с Шерлоком пережил…
Он вытер пот со лба и стал в сотый раз просматривать документ, лежавший перед ним. Операция начнется в три сорок. На место они отправятся заранее, выедут в два двадцать пять. Если все сложится как полагается (а почему бы и нет?), это будет покруче банды Уотерс. Лестрейд поморщился, вспоминая, как едва не провалил операцию тогда. Правда, если бы не идиотская история с Шерлоком, тогда бы его, вероятно, повысили, а что он бы стал делать с этим повышением, Лестрейд не знал. Он хорошо чувствовал себя на своем месте, на выездах, сидеть постоянно в кабинете — не для него. Планировать операции — да. Этого ему не хватало, и видеть общую картину, и продумывать детали у него получалось очень хорошо, но заниматься бумажной работой — увольте.
Вот и эта операция. Не он ее планировал, хотя и возглавит. И именно потому, что не он… но все попытки указать начальству на слабые места провалились еще в зародыше. Так было всегда: если с самого начала его не выслушали, то потом - тем более нет. А все потому, что на первом совещании присутствовало высшее начальство. Лестрейд прекрасно понимал, что суперинтендант не хочет выглядеть большим идиотом, чем он есть, и с эти уже ничего нельзя было поделать, кроме одного — смириться. Что-что, а смиряться он умел прекрасно. Да и что в этот раз такого особенного? Операция как операция, те, которые проводились, когда он только что пришел в отдел, были спланированы еще хуже, и ничего.
Стоило Лестрейду в очередной раз подумать об этом, как повсюду тут же погас свет. Кондиционеры и компьютеры вырубились.
— О нет, только не это! — простонала Салли в дверях кабинета. — Теперь мы точно сдохнем.
— Узнай, что там, — бросил Лестрейд, вспоминая, были ли на рабочем столе файлы, которые следовало сохранить. Но, кажется, на этот раз пронесло.
Салли тут же умчалась, сердито стуча каблуками.
— Проклятая жара, — пробормотал он, подходя к окну и утыкаясь лбом в нагретое стекло. По улице шагал парень с упаковкой пончиков в руке и как раз приканчивал один из них, и Лестрейд вспомнил, что с утра забыл поесть. А теперь уже не успеет до конца операции. Потом еще надо будет все оформлять. Тоска.
На секунду ему захотелось, чтобы стекло подо лбом сейчас треснуло, осыпалось осколками на тротуар, и вся бы жизнь от этого изменилась в одно мгновение, как у Алисы, попавшей в Зазеркалье. И он шагнул бы туда, на улицу, и пошел бы, или даже полетел над городом, и только мелькали бы вокруг страны и города. А потом было бы море, и он сидел бы на берегу, на пригорке, закрыв глаза, чувствовал бы под босыми ступнями песчинки и вдыхал бы запах воды и трав. И пусть даже ради этого всю прежнюю жизнь - к черту, совсем.
Неожиданно вновь послышался стук каблуков — Салли вернулась. Лестрейд нехотя разлепил тяжелые веки.
— Ну что еще? — не поворачиваясь, вздохнул он.
— Вообще-то я хотела сказать, что к шефу Зонт пришел.
— О черт!
Вот только этого не хватало. Не было случая, когда Тот не заходил потом сюда.
— Хорошо. Выясняй, что с электричеством.
Он вышел вслед за Салли и, добредя до туалета, подставил голову под ледяную струю. И практически тут же в туалет ворвался Роджерс из соседнего отдела.
— Грег, на Пэлл-Мэлл взрыв в клубе Путешественников. Море пострадавших. Похоже, теракт.
Fuck, fuck, fuck. Не стоило проклинать жару. Лестрейд выбежал из туалета и помчался к кабинету начальства. Джонсон был уже один.
— Взрыв или операция? — открыв дверь, спросил Лестрейд.
— Ни то, ни другое, — раздался холодный голос Майкрофта Холмса за его спиной. — С этой минуты вы поступаете в мое полное распоряжение, инспектор.Глава 2— В полное, — подчеркнули за его спиной.
Лестрейда передернуло от отвращения. Голос Холмса напоминал улитку, скользкую, серую, отвратительную улитку из матушкиного сада. Подавив эмоции, Лестрейд посторонился и пропустил Холмса вперед.
— В полное — это в рабство, что ли? — буркнул он.
Холмс развернулся и окинул Лестрейда презрительным взглядом. Несмотря на жару, он, конечно же, был одет в костюм-тройку с платком в кармане, хорошо хоть не твид, и весь его вид словно говорил: что еще можно взять с людей подобного толка?
Гримаса на бульдожьем лице Джонсона сменилась выражением обреченности. Он взял со стола телефон:
— Форинджер, Скратченс, Диммок, на взрыв.
Потом обернулся к Лестрейду:
— Вы слышали распоряжение? Выполняйте!
Холмс развернулся и пошел в сторону двери:
— Через пять минут жду вас у вашей машины. Сегодня вы сюда уже не вернетесь. Домой — тоже.
— Но… — Лестрейд обернулся к суперинтенданту. — Вы услали Диммока на взрыв. А кто будет командовать операцией, сэр?
— Никто. Операция отменена, — вздохнул тот и потер крепкую шею таким жестом, как будто желал ее свернуть.
— Но… Ведь это последняя возможность их взять!
— Последняя, — мрачным эхом откликнулся Джонсон. Потом покосился на закрывшуюся за Холмсом дверь и сказал: — Одна радость, что скоро его сместят. И где они берут таких… таких…
Лестрейд кивнул и вылетел из кабинета. В коридорах царило оживление. Он знал, что это ненадолго. Отдел по тяжким преступлениям должен отреагировать, появившись на месте взрыва как можно быстрее, уж точно быстрее, чем отдел по чрезвычайным ситуациям, но затем дело все равно заберут. И все же он любил первые часы, когда нужно было действовать четко и вовремя. Тот опять испортил заведомо выигрышные карты.
Он сделал несколько шагов к своему отделу, мельком взглянув в сторону лестниц, подошел уже почти к самой двери и вернулся к лестницам — так и есть. Между этажами, вцепившись обеими руками в перила, стоял Холмс. Только сейчас до Лестрейда дошло то, чему он раньше не придал значения. Холмс, должно быть, тоже не спал несколько дней. Мешки под глазами, серая кожа. И грязный — у этого хлыща грязный! — воротничок.
Растерявшись, он промедлил на верхней ступеньке, и в эту секунду Холмс встряхнулся, гордо вскинул голову и, словно с трудом отцепив руки, твердым шагом пошел вниз. Лестрейд вздохнул. Операцию было жалко, не просто жалко, а… Он даже думать не хотел, труд скольких людей пошел насмарку. Разработкой дела занимались сразу три отдела, подключали и отделы по борьбе с организованной преступностью, и по борьбе с экономическими преступлениями, и даже специализировавшийся на огнестрелах «Трафальгар». И все же… этому Холмсу он, кажется, действительно был нужен. Что ж, Лестрейд усмехнулся и обвел языком зубы, пытаясь убить привкус лимона, большому начальству видней. Кто его знает, какие секреты в этом чертовом правительстве? Может, от этого идиотского «в моем полном распоряжении» вообще зависит судьба Британии…
Он входил в кабинет, когда пришла смска: «Оставьте телефон на столе». Несколько секунд Лестрейд пялился на нее, пока не сообразил, что она от Холмса. Потом заметил на столе стакан — заботливая Салли! — и выпил весь кофе чуть ли не одним глотком. Постоял у окна, покачавшись на пятках и засунув руки в карманы. Открыл верхний ящик стола, вынул оттуда Глок и положил на его место телефон. А потом схватил пиджак и вышел кабинета, отчетливо ощущая, что больше не вернется сюда никогда.
------------------------------------------
На ту сторону они переехали по Вестминстерскому мосту, потом долго, точнее бесконечно, петляли самыми разными улочками, заезжая то в благополучные, то в криминогенные районы. Машину почти сразу же поменяли на мотоцикл, по-быстрому пройдя сквозь арку в каком-то дворе. Вел всегда Холмс, и это пугало — с того самого момента, как тот ловко обшарил машину Лестрейда, доставая из углов камеры и жучки. Лестрейд раздавил их ногой, не испытав ни малейшего удовольствия. Он попытался было задать вопрос, но Тот оборвал его — нет, не словами, и даже не взмахом руки, просто одним подергиванием щеки.
Потом заехали на грязный задний двор на самой окраине, прошли по дорожке вокруг дома с опущенными жалюзи на окнах. Холмс почти сразу же заставил его пригнуться, положив на спину тяжелую ладонь. Лестрейд к этому моменту устал так сильно, что едва не брякнулся носом в асфальт.
В доме, который Тот открыл отмычкой, кроме собственно жилого помещения оказался еще склад одежды. Маленькая комната без окон была доверху забита сумками. Усадив Лестрейда на табурет в темной кухне, Тот смерил его оценивающим взглядом. Лестрейд попытался было заговорить, но его рот мгновенно зажала чужая ладонь. Если бы Лестрейд был в состоянии, он оценил бы сюрпризы — ничто раньше не выдавало в Холмсе умений делать что-либо, отличное от кабинетной работы. Сейчас же его только передернуло. Он отвел чужую руку и вытер губы — ладонь была потная. Холмс сузил глаза и вышел.
Несколько минут до Лестрейда доносились шебуршание и шелест пакетов, а потом он заснул, положив голову на кухонный стол. Очнулся он оттого, что его встряхнули, причем довольно грубо. Холмс смотрел неприязненно, сунул, почти бросил ему на колени какой-то сверток и сразу ушел. Внутри были песочные шорты и футболка с хаотически разбросанными по серому фону желтыми иероглифами. Он бы не удивился, если бы эти закорючки переводились как нечто непристойное. Лестрейд наскоро разделся и быстро напялил вещи, которые оказались ему точно в пору. Холмс вернулся через пару минут, показал глазами на сумку, где комом лежал его прекрасный серый костюм. Сам он был одет в джинсы и черную рубашку, из-под ее воротника проглядывала белая майка. Обувь поменяли тоже. Головы обвязали банданами.
Лестрейд не знал, куда девать Глок. Холмс забрал его к себе в маленькую поясную сумку, оставив неприятное ощущение безоружности. Обычно Лестрейд и без пистолета чувствовал себя уверенно, но сегодня от «обычно», видимо, отстояло очень далеко. Обратно в Лондон они добрались на электричке. Пакет со старой одеждой выбросили на свалке у станции. Когда Холмс замахивался, в сумке что-то зашипело, вопрос Лестрейда умер сам собой при попытке его задать.
Потом около часа шли по Гринвичу, пока не оказались в Вулидже. На улице Уилсона Лестрейду некстати вспомнилось, что где-то здесь несколько лет назад показательно зарезали солдата. Тогда это дело отобрали спецслужбы, и он, кажется, никогда еще не отдавал дело с таким легким сердцем.
В конце концов они подошли к одной из многоэтажек. Лестрейд был так измучен, что думал только об одном — куда бы упасть. Перед подъездом Холмс отступил в сторону, прислонился к стене и вытащил из сумки брегет. Кивнул самому себе, и на его лице появилось даже подобие улыбки. Лестрейд рассудил, что теперь-то уж путешествию действительно должен прийти конец. Холмс набрал код, и дверь распахнулась. Консьерж, тощий юноша лет семнадцати, вышел им навстречу и вложил в руку Холмсу ключ.
— В час, — сказал он.
— Шерлок? — спросил Холмс.
Юноша помотал головой.
— Камеры?
— Не восстановили.
Лифт привез их на пятый этаж. Квартира встретила прохладой и шумом — работал кондиционер. Лестрейд тщательно закрыл обе двери.
— А теперь вы объясните мне, какого черта мы с вами делали весь день! — прорычал он, поворачиваясь к Холмсу. — И если эти объяснения будут не слишком внятными, я наплюю на все особые распоряжения и прямо сейчас отправлюсь домой.
Холмс пристально посмотрел на него.
— Вы этого не сделаете, — сказал он спокойно. Слишком спокойно. И это завело Лестрейда еще больше. Его уже порядком достали игры в молчанку и пешие походы по жаре. Он был голоден и устал, а еще его вконец взбесила мысль, что теперь его используют сразу оба Холмса.
— Сделаю, и еще как! — воскликнул он. — Если я занимаюсь чем-то настолько охрененно осмысленным, как сегодня, то хотя бы хочу знать, ради чего! И мне плевать на ваш взгляд «у этого инспектора мозгов, как у ложноножки». Учитывая, что у вас есть мое полное досье, должны понимать, что этим меня не проймешь.
— Ложноножка? — переспросил Холмс. Его губы искривились. — Ложноножка?
Лестрейд ожидал чего угодно: призыва к благоразумию, сообщения, что он ведет себя, как истеричная девица, а не полицейский со стажем (да, да, он прекрасно понимал, что именно так себя и ведет), очередного приказа, холодных угроз и насмешек, на которые был так щедр этот человек, но никак не того, что произошло.
— Ложноножка? — повторил Холмс еще раз и вдруг захохотал, запрокинув голову и, судя по звуку, крепко ударившись затылком о стену.
Лестрейд отступил на шаг назад, совершенно растерянный. Пожалуй, он мог бы дать пощечину даже Джонсону, но никак не этому.
Продолжая смеяться, Холмс сполз по стене, а потом издал судорожный вздох, закрыл глаза и медленно завалился на бок. Лестрейд бросился к нему, приподнял и выругался: вся рубашка Холмса была пропитана кровью. Глава 3Матерь божья! И что теперь? Пульс был слабый, но Холмс дышал. Лестрейд сбросил свои штиблеты и подсунул ему под ноги, потом принялся расстегивать пропитанную кровью рубашку. Пуговицы были мелкие, пальцы не слушались, в конце концов он просто рванул и рубашку, и ворот майки, и тут же услышал почти вопль:
— Не трогайте меня!
Холмс сел, отталкивая его, стягивая разорванную одежду на груди так судорожно, словно Лестрейд только что покусился на самое святое.
— Собираетесь красиво сдохнуть без помощи? — поинтересовался Лестрейд.
— Не все таково, как кажется, инспектор, — Холмс прикрыл глаза, медленно вдохнул и выдохнул, восстанавливая дыхание. Потом вынул из своей сумки приборчик размером с плеер и, поводив им над головой, убрал обратно. — Сегодня издыхать, как вы изволили выразиться, я не собираюсь. А в целом - это не ваше дело. — И взглянул на Лестрейда снизу вверх так, как будто это Лестрейд сидел на полу. — Дайте руку.
Поднявшись, Холмс несколько секунд постоял, держась за стену.
— Прекратите ребячиться! Из вас кровь хлещет ручьями.
— Не ваше дело, — повторил Холмс и, оттолкнув Лестрейда, прошел мимо него в ванную. За дверью зашумела вода. Лестрейд заглянул по очереди в две обставленные дешевой мебелью комнаты — гостиную и спальню, потом отыскал кухню. Насчет ничего не трогать указаний никаких не было, а пить хотелось давно. Вода в чайнике горчила. Лестрейд налил новую порцию из-под крана и уселся ждать. Часы на буфете показывали пять двадцать, Тот забрал его из Ярда всего каких-то три часа назад, а казалось, что целую вечность. Без курева мозг бастовал, мысли текли вяло и несобранно. За Холмсом явно слежка, иначе зачем было устраивать весь этот спектакль? Джонсон намекнул, что Того скоро снимут. Лестрейд и сам слышал подобный слух еще месяца четыре назад. Кажется, это Салли пыталась ободрить после очередной «счастливой встречи». Для Лестрейда, по большому счету, в этом не было особого смысла. Холмс был неприятен, это факт. Зато оставалась возможность всегда обратиться за помощью, если возникнут проблемы с Шерлоком. Да и в целом ему лично Тот не сделал ничего такого. Начальство как начальство. Намного более отвратительное в общении, чем все остальное, но и более умное.
«Почему гениальный ум не может сочетаться с хорошим характером?» — тоскливо подумал Лестрейд, прислушиваясь к шуму закипающего чайника.
— Потому что гениальному уму нет дела до чужих мнений и того, чтобы подстраиваться подо всех, — холодно сообщили над ухом.
Лестрейд перевел взгляд вверх. Холмс переоделся в белую рубашку и перестал выглядеть умирающим, но бодрости ему явно недоставало.
— Подо всех? — ухмыльнулся Лестрейд. — Нет, ну что вы, конечно, нет. Гениальные умы подстраиваются только под тех, под кого выгодно. Разумеется, инспекторы Скотланд-Ярда в эту категорию не входят.
Холмс страдальчески закатил глаза.
— Совершенно верно. Те, под кого выгодно подстраиваться, не устраивают таких показательных истерик, как инспекторы Скотланд-Ярда.
«Один - один. Сам-то хорош», - запоздало вспомнил Лестрейд, но вслух ничего говорить не стал. Он еще не настолько обнаглел, чтобы указывать Тому на подобный неадекват.
- В холодильнике должна быть еда, - продолжил Холмс. - Сделайте бутерброды. В следующий раз возможность поесть выдастся нескоро.
— Мы что, опять куда-то пойдем?!
Холмс привычно оставил вопрос без ответа.
— Принесите бутерброды и чай мне в комнату. Потом идите спать, я разбужу вас в половине девятого.
Развернулся и ушел, лишь на мгновение коснувшись стены.
«Он что, железный?» — подумалось Лестрейду. Впрочем, он тут же переключился на более насущные мысли. Желудок требовал внимания, а возможность поспать в приличных условиях почти искупала все холмсовы грехи.
Когда минут через двадцать, наскоро перекусив, он вошел в гостиную, Тот сидел на диване и с невероятной скоростью что-то набирал на клавиатуре ноутбука. Однако движение левой руки выходило неловким. Было видно, что рана причиняет боль. Справа на диване лежал пистолет. Но не Глок-17 Лестрейда, основное вооружение полиции, а знаменитый неудачник 88-й Вальтер, который встречался достаточно редко по сравнению с более легким 99-м. Судя по внешнему виду, этот конкретный экземпляр использовался очень часто. На мгновение в утомленном мозгу Лестрейда возник образ Холмса-бэтмена, по ночам облетающего город с пистолетом в руке. Он с трудом удержался от того, чтобы заржать. Услышав сдавленное бульканье, Холмс поднял на Лестрейда взгляд, но, видимо, сочтя его неинтересным, вновь уставился в экран.
В комнате не было ничего даже отдаленно напоминающего сервировочный столик. Лестрейд принес с кухни табурет и поставил на него тарелку с бутербродами и чай. Холмс, казалось, этого даже не заметил.
— Почему отменили операцию? — спросил Лестрейд.
— Не сейчас, — отрезал Тот, не отрываясь от ноутбука.
— А когда?
— Когда будем на месте.
Что ж, это уже можно рассматривать как обещание.
— Вы были правы, — сказал вдруг Лестрейд. Холмс перевел взгляд на его лицо, потом вытер выступившую испарину и снова принялся что-то ожесточенно печатать. — Вы были правы. Я бы не ушел.
Холмс остановился и кивнул.
— Идите спать, — устало сказал он.
Снилась Лестрейду предсказуемо всякая дрянь. Когда засыпаешь вот так, после бурных событий, долгого времени без сна, на краткий срок, зная, что тебя вот-вот разбудят, проваливаешься в забытье мгновенно, и это хорошо, но ожидать чего-то приятного не стоит. Слишком многое мозг за короткое время пытается переварить. Под конец кошмар вообще стал настоящим адом — Тот тянул к Лестрейду скользкие, потные ладони-щупальца, и каждое, едва дотронувшись, присасывалось к нему, вгрызалось, проделывало глубокую рану. Лестрейд стряхивал их, вырывал из себя, но некоторые уже вошли слишком глубоко, и он чувствовал себя тем самым туристом, которого убивает медуза — это дело не так давно расследовал Шерлок. «Медуза, точно, — подумал он, просыпаясь. — Холмс — медуза, а не улитка». Он надеялся, что это открытие поможет ему, но оказалось, что это не так. Щупальца не желали стряхиваться, а впивались все сильней, и это было ужасно больно, Лестрейд словно видел эти отравленно-электрические нити, которые пронизывали его изнутри. Ток шел по ним в обе стороны, и Холмса тоже трясло, он тоже пытался вырвать щупальца из Лестрейда и кричал: «Не трогайте меня! Не смейте! Не смейте!»
Проснулся Лестрейд от того, что его тряс Холмс, и он в первый раз в жизни обрадовался, увидев Того наяву.
— Разбудите в полночь, — приказал Тот и сразу же, как только Лестрейд поднялся, рухнул на постель. Лестрейд не успел подойти к двери, а Тот уже спал.
Лестрейд пошел бродить по квартире. Спать все еще хотелось, но он был уверен, что если бы и лег сейчас, то не заснул бы. Несмотря на кондиционер, было жарко. А может, это тело вновь протестовало лихорадкой против короткого сна и кошмаров. Ноутбук Холмса по-прежнему стоял на диване. Только поверх него лежал пистолет Лестрейда.
В кухне было уже темновато. Часы показывали девять. Лестрейд вернулся в гостиную, забрался на диван с ногами и принялся размышлять. В целом то, что происходило, было гораздо интересней его обычной жизни. Как минимум настолько же, насколько интересней были дела с Шерлоком, чем дела в его отсутствие. Вспомнилось вдруг, как мальчишками, совсем малявками, они вдвоем с приятелем совершили побег на ту сторону озера, посмотреть. Никто и никогда не решался перебраться за озеро, про тот берег ходили жуткие слухи. Конечно, все это была страшная чепуха. В заброшенном доме на том берегу не жили вампиры — максимум парочка древних летучих мышей, и за домом был самый обыкновенный лес, в который они все-таки не рискнули пойти — побоялись заблудиться. Возможно, кого-то другого эта обыденность разочаровала бы, но Лестрейд помнил свой восторг — ощущение большого приключения по дороге, ощущение, что они смогли.
Он вздрогнул, услышав стон. Лестрейд не помнил, как оказался на пороге спальни. Холмс метался на подушках. «Шерлок, ты разбиваешь мне сердце. Что же ты делаешь?» — повторял он.
Лестрейд подошел к Холмсу и встряхнул его. И мгновенно оказался прижатым к дивану в захвате сильных рук. Но тут же его отпустили. Холмс сел на кровати, потирая больное плечо:
— Что случилось? Еще только десять. Билл пришел?
— Нет. Вы кричали во сне. Я подумал, что если это лихорадка, вас нужно разбудить.
Холмс нахмурился:
— Нет, это не лихорадка. Идите.
Лестрейд вернулся в гостиную. Следующий час он отсчитывал каждую секунду. Тот кричал и стонал непрерывно, и это действовало на нервы. Лестрейд ушел в кухню, но во всем доме не было дверей, кроме как у ванной и туалета. Кроме того, он боялся пропустить опасность — не просто же так Тот оставил ему пистолет.
На следующий раз, когда пришла пора будить, Лестрейд решил быть умнее и просто громко сказал: «Холмс!» оставаясь на расстоянии одного шага от кровати. Тот тут же проснулся, сфокусировал взгляд на потолке, потом на Лестрейде и сказал: «Я сейчас приду».
Лестрейд как раз ставил чайник, когда Холмс подошел и протянул ему тюбик.
— Что это?
— Краска для волос. Инструкция здесь есть.
— Вы шутите?!
— Нет. Ваша седина делает вас более заметным. Мне нужен ничем не примечательный брюнет.
Сжав зубы, Лестрейд взял тюбик и пошел в ванную. Не то чтобы он никогда этого не делал… И в сопливой юности экспериментировал с волосами не раз, и работать под прикрытием в молодости приходилось, но сейчас здесь, по приказу Холмса, это почему-то казалось унизительным. Что ж, будем надеяться, что правительство эти жертвы оценит. Пенсию там накинет. Пара тысяч фунтов неплохо бы подошла. Если… если только его ведут не на убой.
Через сорок минут на него глядело из зеркала черноволосое нечто. Действительно непримечательное. И крайне отталкивающее. Пожалуй, Мэри-Бет из паба на углу его бы послала сейчас далеко и надолго.
Надеясь, что позже ему представится случай высказать Холмсу все, что он об этом думает, Лестрейд вышел из ванной. Дошел до кухни и остолбенел: на его табурете сидел Холмс — в темном длинноволосом парике, темно-синей хлопковой юбке до щиколоток и джинсовой жилетке, в туфлях на каблуках и увлеченно красил ногти в черный цвет. Глава 4Не обращая на него внимания, Холмс отставил в сторону бутылочку с лаком, спокойно положил ногу на ногу и при этом еще тряхнул накладной грудью так естественно, как будто кадрил кавалеров в Сохо всю свою жизнь. Лестрейд завороженно уставился на него. Если бы он не знал, кто это, то никогда бы не заподозрил в этой вульгарной девице представителя своего пола. Возможно, руки казались чуть более сильными, чем это обычно бывает у женщин, и странно контрастировали с нежной кожей лица Холмса, но Лестрейд вспомнил, что в таком виде тот собирается появляться не при дневном свете.
Он не удержался и хмыкнул.
— Одно неверное слово, инспектор, — очень тихо, но тоном, от которого по спине Лестрейда побежали ледяные мурашки, сказал Холмс, — и вы отправитесь в отставку, едва вернетесь в свой отдел. И я гарантирую, что после этого вам очень сложно будет найти работу. Очень, очень сложно.
Лестрейда передернуло. Казалось бы, за десять лет знакомства к этому тону пора было уже привыкнуть, но он не мог. По счастью, слух выцепил из этой речи еще и кое-что более приятное.
— Хм, предполагается, что мы вернемся?
— Предполагается, что вы вернетесь. — Холмс потянулся за бутылочкой и вытянул вперед левую руку. Три ногтя на ней еще не были покрашены.
— Ладно. Коль скоро ваш вид еще… интереснее, чем мой, а о том, чем мы занимаемся, спрашивать бесполезно, поделитесь хотя бы новостями о том, что происходит в Лондоне.
— Это сколько угодно, инспектор. При взрыве в клубе Путешественников убито девять человек и ранено шесть, пострадали также несколько прохожих. Происшествие было признано террористическим актом, столичные полицейские силы приведены в повышенную готовность, им отдан приказ открывать огонь на поражение, если они заметят подозрительных людей, которые, по их мнению, могут попытаться привести в действие взрывное устройство.
Сейчас Холмс говорил спокойно, почти мягко, но у Лестрейда отчего-то возникло пренеприятнейшее ощущение, что «открывать огонь на поражение» относится к нему. Или, если уж быть точным, к ним.
— У меня стойкое предчувствие, что наши портреты развешаны на каждом углу, — неловко пошутил он, чтобы скрыть волнение.
Холмс усмехнулся:
— Не стоит так беспокоиться, инспектор. Вам подобная мера грозит сейчас не больше, чем любому человеку, находящемуся на территории Большого Лондона.
— Ага. — Лестрейд посмотрел на Холмса более пристально. Тот невозмутимо докрашивал ногти. — Вы не думаете, что если вас захотят узнать, то смогут это сделать по вашему носу?
— Попробуйте взглянуть с другого ракурса.
Обойдя Холмса, Лестрейд был вынужден признать, что в анфас его выдающийся нос вовсе не казался таким выдающимся. Искусно наложенная косметика сделала его гораздо уже.
— Кстати, вы следующий. Билл сейчас вернется.
Пришлось и Лестрейду претерпеть процедуру изменения внешности. Биллом оказался тот самый юноша-консьерж, только, как выяснилось, и он за это время превратился из блондина в брюнета. Увидев его, Лестрейд догадался, к чему клонил Холмс. Ни дать ни взять образцовое семейство.
Несмотря на свой возраст, Билл оказался настоящим мастером, гримировал быстро и ловко. Тени, подчеркнувшие скулы, в несколько взмахов кисточки сделали лицо Лестрейда еще более вытянутым и узким. Переодевание довершили бриджи, футболка и очки, последние не только превратили его в ботаника, но и, по странной случайности, омолодили минимум лет на десять. Паспорт, который Тот положил перед ним, гласил, что его, Лестрейда, теперь зовут Стивеном Доббсом, ему 42 года, и он уроженец США, штат Калифорния.
— Если нас задержат, и я… скажем так, не смогу вам помочь, молчите, прикиньтесь немым. В крайнем случае вызовете адвоката Джеймса Фонтейна. Расскажете ему, что работали на меня, но не раньше завтрашнего вечера, — инструктировал Холмс. — Проблем быть не должно.
— Почему нас…
Он хотел спросить «вообще должны задержать», но под взглядом Холмса осекся. Тот развернул перед его носом карту и ткнул черным ногтем в одну из точек, обозначенных самолетиками:
— Знаете, как доехать?
У Лестрейда вырвалось изумленное восклицание. Это был аэропорт Фарнборо.
— Конечно. Я…
— Заткнитесь! — окрик Холмса был таким резким, что Лестрейд заозирался в поиске жучков. — Просто слушайте меня, — сбавив тон, продолжил Холмс. — С этого момента, что бы ни случилось, пока вы со мной и пока я вам не разрешу говорить, молчите. — Он скомкал карту и, бросив в раковину, поджег.
Лестрейду оставалось только вздохнуть. Билл поймал его взгляд и, ухмыльнувшись, возвел очи горе.
Из благ цивилизации в оставшиеся до выхода четверть часа Лестрейду перепала только чашка чая. До машины пришлось еще пройтись пешком. Снаружи стояла абсолютная темень, похоже, все фонари вокруг были разбиты. В многоэтажке не светилось ни одно окно. Билл, негромко чертыхаясь себе под нос, шел впереди, подсвечивая дорогу фонариком. На плече он тащил большую спортивную сумку. По сравнению с адской дневной жарой, сейчас было заметно прохладнее, однако даже ночью воздух пах расплавленным асфальтом, а еще горелой помойкой. На улицах, вероятно, из-за усиленной полицейской готовности, не было ни души. И слава богу, потому что Лестрейд примерно понимал, кого можно встретить в этот час в подобном районе. Правда, что случится, если им встретится патруль, он представлял весьма смутно. Если его задержат, а Холмс каким-то образом выкрутится, то не давать информацию о подозрительном лице сейчас, в момент террористической угрозы, вполне могло означать пытки.
Какое-то время они шли рядом. Но Лестрейд не мог удержаться и скашивал глаза на Холмса, пока тот, словно в отместку, не взял его под руку. Ходил Тот на каблуках умело, ничего не скажешь. Лестрейд вдруг поймал себя на том, что завидует такой способности перевоплощаться.
На соседней улице стоял Фольксваген. Наметанный глаз Лестрейда сразу зацепился за детали, угадывая машину из дешевого проката. Он ожидал, что на водительское место сядет сам, но неожиданно там оказался Билл. Холмс, забравшийся на заднее сиденье первым, дернул Лестрейда за футболку. Он выглядел спокойным, но когда Лестрейд, усаживаясь, коснулся его плечом, то всем телом почувствовал чудовищное напряжение. Внезапно ему захотелось сказать что-нибудь совершенно нелепое и на самом деле далекое от утешительного в духе «все будет хорошо», но приказ Холмса был приказом. При всей неприязни заподозрить Холмса в глупости Лестрейд не мог.
Машина тронулась с места, а Лестрейд задумался, был ли у Холмса когда-либо такой человек, который мог сказать ему: «Все будет хорошо». Даже у Шерлока, при всем его вредном характере, были Джон, он, Лестрейд, Молли. И Шерлок с годами изменился, стал мягче, порой уже не высказывал свои догадки так открыто. А Тот… такие люди вечно делают вид, что ни в ком не нуждаются, и потом действительно остаются в одиночестве. Паршиво же, наверное, так жить.
Он вдруг с удивлением осознал, что они все еще соприкасаются плечами. Лестрейд ожидал, что Холмс отодвинется, но тот не сделал этого. Так, плечом к плечу, они и проехали несколько кварталов, по ощущениям Лестрейда, на юго-восток.
Остановили их на выезде. За пару минут до этого Холмс резко отодвинулся и вдруг выдохнул:
— Немедленно. Голову мне на колени. Сделайте вид, что спите.
Лестрейд удивился, но послушался, тем более что Холмс недвусмысленно потянул его за шею, не оставляя выбора. Лежать так было неудобно, Холмс положил руку ему на голову, перебирая пальцами волосы. Очки больно впились в лицо. Ладонь Холмса была жаркой и мокрой. Лестрейд испугался, не потечет ли грим, но тут машина затормозила. Пальцы Холмса на секунду вцепились в его волосы так сильно, что, казалось, вот-вот вырвут клок, но тут же разжались. Тот, видимо, заставил себя расслабиться. Снаружи послышались голоса, Билл открыл дверь, негромко сказал: «Не волнуйся, мам» — и вышел. Тотчас же в лицо Лестрейду ударил свет фонарика, и Холмс зашикал на кого-то — ни дать ни взять примерная супруга, охраняющая сон мужа. Офицер принялся торопливо извиняться. И все же пришлось сесть и достать паспорт. Лестрейду на секунду вновь посветили в лицо, потом попросили выйти. Он буквально чувствовал, как скоропалительно приближается к инфаркту. Но полицейский лишь обшарил фонариком салон, в то время как его напарник проверял багажник. Впереди стояло еще около десятка машин самого разного класса, и повсюду сновала полиция.
Наконец их отпустили. Едва они отъехали, как Холмс запрокинул голову и издал долгий судорожный выдох. Потом прикрыл глаза. Лестрейд чувствовал себя примерно так же. Еще ему очень хотелось знать, что заставило коллег остановить именно их машину. Но Холмс читал его мысли даже с закрытыми глазами и предостерегающе поднял руку, прежде чем Лестрейд успел заговорить.
На одной из проселочных дорог под Мейдстоуном они распрощались с Биллом и пересели в пустой БМВ, словно чудом оказавшийся на обочине. Лестрейд повернул на запад, а Холмс, устроившийся на заднем сиденье, содрал парик, скинул туфли и принялся переодеваться. Через пять минут он выглядел примерно так же, как днем. Лестрейд тоже с большим удовольствием стянул с себя очки и поменял уже пропотевшую футболку. Одежду и паспорта они утопили где-то в истоках Мидуэя, а через какой-нибудь час, примчавшись прямо к трапу неопознанного бизнес-джета, уже летели мимо Лондона. Салон самолета делился надвое, в обыкновенной, неотделанной части, предназначенной для каких-нибудь десятых секретарей, они были одни, и Лестрейд, сидя напротив спящего Холмса, потягивал виски, любовался огнями внизу и думал, что второго такого дня он не переживет. И старательно игнорировал шестое чувство, вовсю вопящее, что это далеко не конец.Глава 5Обычно Лестрейд пьянел небыстро, но на голодный желудок и после такого нервного забега и двух порций виски хватило, чтобы прийти в игривое настроение. Главное — не только прийти, но и сохранить его.
Паспорта у них не проверил никто. Собственно, Лестрейд то, что было написано в его очередном паспорте, и в глаза не видел — Тот протянул ему документы в машине в тот момент, когда смотреть было совершенно некогда. Не видел он и пассажиров из другой части салона, только — когда стюардесса приоткрывала дверь — кусочек роскошной отделки и стол с бутылкой красного и вазочкой с фруктами. Стюардесса и сама была роскошная, хотя и напряженная, виски принесла без предупреждения, но в оставшееся время старалась на них не смотреть. Холмс пить не стал, откинулся в кресле и закрыл глаза. Лестрейд решил было, что Тот заснул, но минут через десять обнаружил, что губы Холмса шевелятся, словно бы он размышлял с закрытыми глазами.
Лестрейду и самому хотелось подумать, понять, что с ними происходит. Почему они выехали из Лондона по одному паспорту, а улетали по другому? Почему, если надо было выезжать из Лондона, они не сделали этого еще днем, когда болтались на окраине Большого Лондона, а вернулись в Вулидж? Может быть, для Холмса было критично поработать на ноутбуке именно в эти часы? Но неужели тот же Билл или кто-либо другой не мог привезти ноутбук за город? И почему Холмс потом не взял ноутбук с собой? Потому что на самом деле это не тот ноутбук, в котором хранятся все государственные тайны? О том ноутбуке ему рассказывал Джон после истории с Магнуссеном (здорово же они тогда с Джоном напились, переживая из-за отъезда Шерлока…), да Лестрейд и сам его видел несколько раз, когда бывал у Холмса в офисе. Тот ноутбук вроде бы имел специальную оболочку для защиты от повреждений, а вулиджский был самым обычным.
Но больше всего, конечно, Лестрейда занимало, что от него понадобится «на месте»? Почему Тот не взял кого-то другого? Картотека его агентов засвечена, и нужен новичок? Так той стороне наверняка известен и состав Скотланд-Ярда…
Неожиданно самолет начал снижаться. А ведь они, казалось, только-только набрали высоту. Значит, летят недалеко. Если вспомнить, по какой именно траектории самолет летел от Лондона, - Голландия? Бельгия? Люксембург? Стюардесса подошла, чтобы забрать бокал Лестрейда. Холмс, неизвестно когда успевший открыть глаза, покачал головой и неожиданно затолкал бокал в сумку. Потом сделал предупреждающий жест, вскочил, схватил Лестрейда за руку и поволок в сторону выхода. На секунду Лестрейду подумалось, что они сейчас будут прыгать, и его обуял самый настоящий ужас. Должно быть, все это отразилось на его лице, потому что на лице Холмса, когда тот впихнул его в туалет, заставив сесть на унитаз, мелькнула довольная ухмылка.
Впрочем, Тому тут же стало не до насмешек. Туалет был крошечный, в ногах мешалась сумка, да еще потолок изгибался так, что Холмс мог опираться только на больную руку. Оценив его гримасу и риск упасть в обморок, Лестрейд широко улыбнулся и недвусмысленно похлопал себя по колену, приглашая Холмса сесть. Глаза Того расширились. Лестрейд на самом деле не думал, что Тот согласится. Даже будучи нетрезвым он понимал, что это слишком. Но Холмс неожиданно кивнул и устроился на его коленях, боком, лицом к раковине, обхватив Лестрейда за шею, чтобы лучше держаться.
Лестрейд тоже обвил его руками, чтобы хоть куда-то их девать. Холмс вздрогнул, но протестовать не стал, хотя его лицо и шея пошли красными пятнами. То, что Тот умеет краснеть, Лестрейда позабавило. На ум вдруг совсем некстати пришли воспоминания о том, как он в молодости в туалете самолета, правда - пассажирского лайнера, занимался сексом с филиппинкой. Девчонка ни слова не говорила по-английски, и он так и не узнал ее имени, но даже при жутко мешавшей разнице в росте это было здорово. Кроме того, филиппинка и сосала очень умело, и улыбалась при этом так, будто Лестрейд был ее самым большим и долгожданным счастьем за всю жизнь. Он вздохнул, вспоминая, и вдруг понял, что возбуждается. Черт! Только вот этого еще прямо сейчас и не хватало! Но тело, измученное двухлетним воздержанием, опротестовало все попытки его унять. Член твердел неумолимо, чувствуя себя в такой приятной знакомой ситуации — что-что, а держать девушек на коленях Лестрейду нравилось всегда. Но не Холмса же!
Лестрейд не знал, что и делать. Он видел - Холмс почувствовал его возбуждение, Тот даже сделал попытку привстать, но тут же завалился обратно, с размаху прижавшись еще тесней. Лестрейд чудом не вскрикнул. Задница у Холмса была твердая, и получить ей по самому уязвимому месту было, без преувеличения, зверски больно. У Лестрейда только что искры из глаз не посыпались. Так ему не закатывали, пожалуй, лет с двадцати, с драки в уличной банде, где он проработал под прикрытием пару недель.
Он слегка сдвинул Холмса в сторону двери, надеясь, что не произошло непоправимое, и зарекся когда-либо так играть. Он не был уверен, что Тот не мстил ему за «поруганную честь». После столкновения с задницей Холмса возбуждение, по счастью, улеглось, но остаток пути Лестрейд просидел одновременно и злой, и с полыхающими щеками, словно застигнутая за чем-то неприличным семнадцатилетняя девица. Взгляд Холмса, брошенный на него вскользь, выражал прямо-таки уничтожающее презрение.
Лестрейд понимал, что объяснять Холмсу сейчас, что все это вышло случайно, себе дороже. За ревом двигателей тихие слова здесь вряд ли расслышал бы кто посторонний, но он помнил приказ и рисковать не хотел. И при этом совсем не был уверен, что сможет объясниться потом.
И, как это бывает, неловкая ситуация всегда может стать еще более неловкой. В какой-то момент у Лестрейда невыносимо зачесалась щека, и он расцепил руки. Возвращая руку обратно, он нечаянно коснулся ладонью живота Холмса, успев удивиться, что тот мягковат по сравнению с явно накачанным задом. Очередного взгляда Холмса Лестрейд предпочел не видеть.
Приземлились они минут через пять. Судя по тому, как Холмс вцепился Лестрейду в плечо, этот момент был очень важен. Самолет плавно покатил по посадочной полосе, потом в салоне раздались голоса, мимо туалета прошли люди, громко говорившие на немецком. Один пассажир точно был очень пьян.
Двигатели смолкли. Пассажиры какое-то время еще переминались в хвостовой части, один раз дверь туалета дернули снаружи, но тут же, явно с руганью, отошли. Потом стало слышно, как открылась входная дверь и пассажиры стали спускаться по трапу. Холмс напряженно вслушивался, выжидая чего-то. Потом кивнул, показывая: «все в порядке», но вставать не спешил. Свет вдруг выключился. Лестрейд запаниковал, но в ту же секунду почувствовал, как Холмс сжал его левую руку в районе предплечья. Видимо, это тоже было частью плана. Самого идиотского что ни на есть плана. Господи, их могли бы поймать в этом туалете, как крыс в мышеловке, и никто бы из них не успел бы и пикнуть!
— Успокойтесь, — еле слышно шепнул вдруг Холмс, коснувшись губами его уха. На этот раз подействовало, приступ клаустрофобии, о которой Лестрейд и не подозревал до сих пор, отступил. До них донесся шум двигателей, что-то приближалось к самолету, потом резко остановилось. Потом последовал резкий толчок снизу, самолет встряхнуло. Еще минут пять прошли в ожидании, прежде чем он снова поехал, видимо, при помощи тягача. Поворот, по прямой, еще поворот, еще один. Наконец самолет остановился. Рука Холмса на загривке Лестрейда снова напряглась. Лестрейд расцепил свои руки, поймал ладонь Холмса и сжал ее. Тот ладони не выдернул.
Так они просидели еще минут десять. Колени Лестрейда затекли ужасно. Это было, пожалуй, похуже последней многочасовой засады, во время которой он не раз успел подумать, что возраст уже подводит его. И все же… в этом сидении здесь вдвоем с этим отвратительным человеком, в тесноте и темноте, было что-то уютное, примерно то же, что возникало иногда у них с Шерлоком во время хорошего дела до появления Джона. Лестрейд подумал, мог ли бы он также подружиться и с Майкрофтом Холмсом…
И в эту секунду снаружи раздался громкий гудок, а затем уже внутри — щелчок и звук открывающейся двери. В туалет хлынули свет и воздух. Самолет стоял с затененными окнами, но входная дверь была открыта. Холмс практически вывалился из туалета. Когда он успел вынуть пистолет, Лестрейд не заметил. Он тоже выхватил свой, поднял сумку и, как мог на нечувствительных ногах, двинулся вслед. Самолет стоял в большом ангаре, залитом электрическим светом. Внизу у трапа их ждал обеспокоенный мужчина в сером дорогом костюме, с широким помятым лицом. Больше в ангаре не было ни души.
Холмс и мужчина кивнули друг другу. На Лестрейда не обратили внимания.
— Все, как ты хотел, — дерганно сказал мужчина. — Кроме меня и Айрис, никто не знает, что были еще пассажиры. Но в доме тебе лучше не появляться, — предупредил он. — Он кажется нейтрализованным, но вполне может пойти бродить.
— Спасибо, Карл. Я и не собирался появляться у тебя, — несколько высокомерно ответил Холмс.
— Если тебе нужны деньги, я… — засуетился Карл с явным облегчением.
— Благодарю, у меня всего достаточно. Мы уходим.
Лестрейд невольно восхитился — даже в бандане с черепами Тот умудрялся быть таким величественным, будто его только что короновали в главном соборе.
Они пересекли ангар, направляясь к маленькой дверце в дальнем углу. Карл догнал их почти у цели.
— Майкрофт, постой, — попросил он. — Это означает, что я отдал тебе долг?
Холмс, перед тем как обернуться, усмехнулся.
— Это значит, что ты оказал своевременную помощь, — жестко сказал он.
Карл как-то сразу сник.
— Увидимся, — пообещал Холмс и открыл дверцу.
Снаружи уже рассвело, и погода была еще совсем не жаркой. Те несколько минут, пока они шли до границы поместья, Лестрейд улыбался вовсю.
Серый каменный забор был оплетен по верху колючей проволокой, но в нем нашлась калитка, а Холмс костяшками пальцев набрал код. По ту сторону забора шла проселочная дорога, за ней, куда ни кинь взгляд, всюду тянулось бурое рапсовое поле. Холмс вынул из кармана карту, сверился с ней и шагнул влево. Потом остановился и повернулся к Лестрейду.
Пришлось даже отступить на шаг, чтобы не натолкнуться на него.
— Прежде чем мы двинемся дальше, необходимо кое-что прояснить, — холодно и яростно сказал Холмс. — Если вы еще раз позволите себе подобное поведение в мой адрес, инспектор Лестрейд, об отставке даже речи уже не пойдет, ибо я вас уничтожу. Я. Уничтожу. Вас, — повторил он, развернулся и пошел вдоль стены.
Лестрейду ничего не оставалось, как вздохнуть, подхватить сумку и поплестись следом.Глава 6Минут через десять они дошли до края рапсового поля. Сразу же за ним начиналось пшеничное. Между ними шла узкая тропинка. Невдалеке виднелось небольшая рощица. Холмс свернул на тропинку, и вскоре они подошли к деревьям.
В тени еще нестарых дубов стояли стол и две скамейки со спинками. Лестрейд взглянул наверх и увидел в кронах черных птиц. Вороны?
Не к добру, подумалось отчего-то.
Холмс присел на дальний край скамьи и откинулся назад. Лестрейд тоже сел, поставив сумку между ними. Холмс тут же открыл ее и, порывшись, достал планшет. Он делал все правой рукой, левая, более развитая, по наблюдениям Лестрейда, висела плетью. Бандана и рубашка Холмса пропитались потом, а лицо за последние часы приобрело заметный желтоватый оттенок.
— Вам нужно противовоспалительное, — заметил Лестрейд. — Лучше уколы. И чем раньше, тем лучше.
— Я, кажется, не разрешал вам говорить, — отозвался Холмс таким небрежным тоном, словно Лестрейд принадлежал самому низшему звену пищевой цепи. Он покопался в планшете, потом полез в карман и положил перед Лестрейдом карту: — Мы в Нижней Саксонии. Вот эта дорога — ваша. Здесь вас будет ждать машина до половины седьмого, не дольше, на месте заплатите 10 евро. — Холмс развернул планшет к нему, показывая фотографию серой ауди. — Водитель в курсе, что вы немой. Паспорт без надобности не светите. — Холмс перевернул карту, ткнул ногтем в довольно крупный объект на плане города. — Встречаемся здесь с двух до пяти. Если после пяти я не появлюсь, улетайте ближайшим рейсом и делайте, что хотите. Вы до шестого числа в оплачиваемом отпуске. Ваш паспорт у Донован. Все ясно?
Лестрейд кивнул. Невысказанный вопрос повис в воздухе.
Холмс поджал губы:
— Вас не касается.
Морщась – боль в левой руке, по-видимому, была очень сильной, - он вытащил из сумки один за другим два небольших туго набитых рюкзака, вывернул сумку и приторочил ее под дно рюкзака Лестрейда. Бокал из-под виски Холмс положил в свой рюкзак . Потом снова уставился в планшет.
Лестрейд закинул рюкзак на плечо и посмотрел на него.
— Ну, чего вы ждете? — хмуро спросил Холмс. — Сейчас уже дыру во мне прожжете. Идите!
Лестрейд ступил на тропинку, огибающую дубки, прошел метров тридцать и оглянулся. Холмс по-прежнему сидел на скамье, над кронами, пронзительно каркая, кружила ворона.
По паспорту он оказался француз, Тома-Жозеф Бернар, (я б тут точку поставила) Лестрейд изучил в подробностях и документ, и свою непривычную фотографию. Должно быть, все это готовилось сильно заранее, если Тот озаботился снимками, где его, лестрейдова, шевелюра имела темный цвет. В обложку была вложена бумажка с двумя телефонами. Интересно, это на случай, если где-то всплывет его неопознанный труп?
Через дорогу от поля начинался лес. До машины пришлось пройти еще километра два. Водитель оказался вежливым белобрысым парнем, представился Андреасом и всю дорогу болтал по-немецки, не обращая на Лестрейда никакого внимания. Высадив его через два часа в центре Кельна, он помахал рукой и просто умчался. Лестрейд нашел первое попавшееся кафе и заказал кофе и яичницу с колбасками. Туристов здесь, наверное, было навалом, так что особое внимание он вряд ли привлечет. Только что делать в оставшиеся часы?
Час он скоротал в магазинах, еще минут двадцать - в интернет-кафе за чтением британской прессы. О взрыве на Пэлл-Мэлл писали не больше, чем сказал Холмс. Новых терактов, по счастью, не произошло. Лестрейд с трудом поборол искушение залезть в блог Салли. В прошлую террористическую волну их отдел очень сблизился. А Салли всегда умела находить особенные слова в такой момент. Интересно, что она подумала? Ведь он даже не простился с ней. С другой стороны, тот, кто принес ей его паспорт, должен же был хоть как-то обосновать это. Лестрейду очень хотелось забить телефоны в поиск, но, кажется, паранойя Холмса распространилась и на него. Мало ли какие программы могут стоять здесь.
В конце концов Лестрейд плюнул и пошел бродить по старинным улочкам. День был жаркий, но хмурый. Ко въезду Лестрейда в Кельн солнце уже исчезло с горизонта, и все небо покрылось серыми тучами. Казалось, вот-вот должно было ливануть, пару раз начинало накрапывать, но настоящий дождь все никак не начинался, и это действовало на нервы. Очередная улица привела Лестрейда к громаде Кельнского собора. До рандеву оставалось больше двух часов. Лестрейд купил путеводитель, на всякий случай — на французском, прочитал в нем, что Кельнский собор — третий по высоте собор в мире, и пошел внутрь. Уже в соборе он вспомнил, что так и не поглядел на него снаружи и что вообще понятия не имеет, какой он, кроме того, что действительно большой. Минут через десять он поймал себя на том, что подпирает колонну, пялясь на лежачую статую. Возле нее было много цветов, между Лестрейдом и статуей ходили люди, а он не замечал даже их. Все его мысли занимал Холмс. Чувство мучительной тревоги, поселившееся с тех пор, как Лестрейд оглянулся на Того в последний раз, не проходило.
Но надо было забыться. Он прошел немного вперед, всматриваясь в витражи. Должно быть, здесь фантастически красиво при вечернем свете… Лестрейд повернул голову и чуть не вскрикнул. На скамье, в нескольких шагах от него, сидел Холмс. Рюкзак стоял у его ног, а ладони были соединены на коленях так, как если бы Холмс молился. Удивительное, радостное чувство охватило Лестрейда. Он спрятался за колонну, понимая, что если Тот узнает, что его застали в такой компрометирующей позиции, Лестрейду пригрозят еще похлеще, чем сегодня утром в полях.
Подумав, он вообще решил выйти наружу. Тучи, казалось, стали еще серее, но настроение Лестрейда уже ничто не могло испортить. Он обошел вокруг собора несколько раз, любуясь его громадой, рассматривая великолепное архитектурное кружево, давая себе слово, что когда-нибудь, когда все это закончится, он обязательно вернется сюда, неспешно обойдет весь старый город, проедет по другим городам. Прямо сразу и вернется. До шестого августа еще три недели. А если они уложатся впритык, он, пожалуй, даже возьмет неделю за свой счет.
Лестрейд погулял по соседним улочкам, съел огромную порцию квашеной капусты со свининой, с трудом удержавшись от искушения попробовать кельш — потом, все потом, и, с каждой минутой чувствуя все большее нетерпение, переместился в другое кафе и занял наблюдательный пост на месте встречи ровно в назначенное время. Почти тотчас же начался сильный дождь и шел минут двадцать. Народ попрятался. Лестрейд, сидя под навесом, улыбался, представляя, как Холмс пойдет через площадь без своего знаменитого зонта. Потом дождь кончился, небо просветлело. Люди вновь заполнили все вокруг, в кафе вдруг привалила толпа туристов, и не осталось ни одного свободного столика. К его столику тоже подсадили какую-то пожилую пару. Лестрейд всем своим видом попытался выразить недовольство, но что он мог сделать? И, в конце-то концов, Холмс вряд ли собирался здесь есть.
Впрочем, по этому поводу Лестрейд мог бы вообще не волноваться. Потому что ни через час, ни через два, ни через три Холмс так и не пришел.Глава 7Половина девятого. Лестрейд не думал, что имело смысл ждать дольше. И персонал, и посетители кафе и так уже косились, а у него не было даже телефона - хотя бы сделать вид, что он играет, или книги. Только путеводитель, который он два раза прочитал от корки до корки, и хорошо, если запомнил хоть слово. Он не мог даже отойти в туалет, хотя и хотел уже очень давно, и только радовался, что все-таки не пил пива.
Погода еще раз поменялась. Жара спала, солнце скрылось за облаками, и вечерний воздух после дождя был как-то по-особому прозрачен и приятен на вкус. Лестрейд загибал и разгибал обложку путеводителя и представлял, как этим самым прекрасным вечером тело Майкрофта Холмса выволакивают из машины в окрестностях Кельна, чтобы сбросить в Рейн. Тело медленно погружается в серую воду, а высоко в небе кружат вороны.
Он пытался заткнуть воображение, но сегодня оно разыгралось особенно злобно, словно мстило непонятно за что (за то, что бросил рисовать еще в первом классе, когда повелся на насмешки одноклассника?). Все новые и новые картины приходили на ум. Вспомнилась даже прочитанная в отрочестве книга про различные виды пыток. Разумеется, она была с рисунками, с подробными описаниями, даже с несколькими цветными вкладками с фотографиями орудий пыток в музеях, и теперь уставший, издерганный мозг Лестрейда с каким-то невероятным садистским наслаждением применял все это к Майкрофту Холмсу.
Особенно ему почему-то приглянулась дыба. Лестрейд понял, что задремал, когда ему привиделось, как Холмс лежит на дыбе, а он держит его за руку, уговаривая потерпеть, потому что «все же будет хорошо». Он встряхнулся, оглядываясь, тоже уставшая за день молоденькая официантка, видимо, студентка, сочувственно улыбнулась ему и ушла с подносом внутрь. Пытаясь перебить мозг, Лестрейд принялся играть в игру «двести причин, по которым на столько часов мог бы опоздать Холмс». Впрочем, он опять проиграл.
Вконец измотанный, Лестрейд бросил очередной отчаянный взгляд на дверь в коридор, который, как он понял, вел к туалетам. Невозможно было не понять этого по довольным лицам тех, кто возвращался оттуда. Он подошел к соседнему столику и жестами спросил время. Часы на вежливо протянутом ему телефоне показывали девять пятнадцать. Еще чуть-чуть, и его мочевой пузырь лопнет. Четыре часа десять минут. И все же он знал, что не уйдет. Еще час и еще час, пока не станет слишком поздно и не закроют кафе. И завтра он придет сюда тоже. И… у него есть все время отпуска и, по милости Холмса, довольно большой запас наличных, в конце-то концов. Лестрейд выставил рюкзак на стол, на всеобщее обозрение, взял оттуда маленькую сумку, которую купил днем и в которой теперь лежал Глок, и наконец пошел в туалет.
Когда он, возвращаясь, открыл дверь из коридора на террасу, его сердце замерло — за его столиком, спиной к улице, лицом к нему, сидел незнакомый мужчина. Лестрейд обвел взглядом соседние столики — в другом углу точно был свободный, табличка резервирования на нем отсутствовала.
Лестрейд подошел к своему столику и сел, спуская рюкзак на пол. Мужчине было лет сорок. Кудрявый, рыжеволосый, короткая борода и светлые глаза. Крепкая фигура, мускулистые ноги, мозолистые ладони. На белой футболке была нарисована черным цветом кружка с пивом. Под ней по диагонали шла надпись на немецком. И какого хрена он тут делает? Случайный или… посланец?
В любом случае паниковать рано. Лестрейд потянулся за путеводителем, чтобы убрать его в карман, но мужчина положил на него руку.
— Француз, значит, — на хорошем французском, но с заметным акцентом, сказал он. Голос у него был до отвращения жизнерадостный.
Лестрейд пожал плечами.
— Да, да, мне сказали, что ты немой. А еще ты очень недальновидный, — заметил мужчина. — Например, ты носишь с собой оружие в стране, в которой его носить запрещено. — Он выразительно посмотрел на сумку в руках Лестрейда. — И поэтому тебе придется пройти с нами. И, пожалуйста, без глупостей, красавчик, иначе, сам понимаешь, тяжесть преступления увеличится в разы.
Он посмотрел влево за спину Лестрейда, и Лестрейд, конечно же, оглянулся. Хотя мог уже этого не делать — тяжелая рука легла ему на плечо. Он подавил вздох и встал. Было совершенно ясно, что это никакая не полиция. А пытки, кажется, предназначались не только Холмсу. Что ж, когда он поступал в полицейский колледж, он знал, чем это может кончиться. Жизнь — она разная, бывает и такой.
В машине Лестрейду, скованному наручниками и зажатому между двумя «качками», думалось совсем не о том. По-дурацки получилось с оружием. Великий Холмс чего-то не предусмотрел. В самом деле, как Лестрейд смог бы вывезти Глок из Германии, если в аэропортах сумки сканируют? Все равно пришлось бы выбрасывать в тот же Рейн и потом писать рапорт о потере оружия… Более стыдной вещи и представить себе невозможно.
Он вспомнил тот день, когда получил пистолет. Это казалось таким большим, таким важным достижением. Действительно, почему он? Почему не Эмори? Но начальству было видней. Элизабет тогда так радовалась за него. Испекла свой фирменный пирог, а потом они пошли с этим пирогом в гости к друзьям семьи. Точнее, это был бабушкин фирменный пирог, киш лорен с мясом и луком, но даже маме никогда не удавалось испечь его так, как это получалось у Элизабет. Столько было праздников, столько всего уютного между ними, походов вдвоем в кино — держаться за руку весь сеанс и целоваться украдкой, если удается достать билеты на последний ряд. Элизабет всегда была немного старомодной, и это ему нравилось. Ее длинные строгие юбки, любовь к шляпкам, жакетам и шелковым чулкам. Кудри и ленты. И, конечно же, французская литература.
Бабушка Элизабет обожала. Во Францию к ней они с Элизабет ездили всегда вдвоем, обязательно на две недели в отпуск, и еще иногда в течение года, когда он брал отгулы за счет дежурств. Потом бабушка заболела и умерла, а потом и у них с Элизабет все расклеилось. Совсем. И он никогда не понимал почему. Ведь не график же его был тому виной. Лестрейд прекрасно видел, как живут некоторые другие полицейские, не лучше и не хуже других. Кто-то разводится, а кто-то сохраняет счастливый, радостный брак на всю жизнь. Как, например, его наставник Дерек Марблз, проработавший в Скотланд-Ярде сорок пять лет и ушедший на пенсию четыре года назад. Лестрейд почувствовал сожаление, что давно не навещал его. Хотя вряд ли бы это прибавило ему ума…
Они давно уже выехали за город. Машина свернула на грунтовую дорогу и вскоре въехала в ворота, а затем и в гараж. Через несколько минут Лестрейда ввели в дом. На первом этаже был огромный холл с гигантским окном во всю стену. В бело-серой комнате нестерпимо яркими пятнами выделялись кроваво-красные диваны. Мужчина задернул жалюзи. Лестрейда посадили на диван. Мужчина что-то сказал своим подручным, и они вышли. Сам он тоже ушел. Лестрейд устал так, что ему было абсолютно все равно, что происходит. Он знал, что бежать бессмысленно. Прямо на него смотрел глазок камеры, расположенной между картинами на дальней стене. Наверняка были еще и другие. Через несколько минут напряженной тишины он услышал, как от дома отъехала машина. А потом он сделал самое нелепое, что, наверное, можно было сделать в таких обстоятельствах — просто лег на диван и заснул.