от кокаина, насколько автору известно, не бывает галлюцинаций.
так что только иллюзии, и то немного.
рейтинга тоже немного, простите. мне просто хотелось это написать, чтобы избавиться от идеи фикс.

1370 слов- Альянс не имеет дела с наркотиками, - говорит Савада Цунаёси из динамика телефонной трубки. - А Вонгола тем более. Ты же знаешь, Мукуро.
- Я знаю, Савада Цунаёси, - улыбается Мукуро трубке, которую держит на вытянутой руке, позволяя Хибари Кёе тоже слышать разговор. - О, не сомневайся, я прекрасно это знаю.
Хибари Кёя едва заметно улыбается углом рта.
Он тоже это знает.

Конечно, Вонгола не имеет дела с наркотиками. Если не считать того, что у Гокудеры Хаято зрачок не был нормальной ширины так давно, что сложно вспомнить цвет его глаз; если забыть о том, что любители спорта Ямамото и Сасагава легко достигают отличных результатов в своих бесполезных занятиях, а потом лежат несколько дней, пережидая откаты; если не знать, какие рецепты выписывает Шамал Саваде Кёко, Миуре Хару и Сасагаве Хане, чтобы они поменьше нервничали из-за дел своих мужчин. Если не слышать, как Рокудо Мукуро говорит своей милой Хром, что ей стоило бы сменить болеутоляющие и у него есть что ей посоветовать - и не обращать внимания на то, что юный Бовино перешел с розовых конфет на розовые таблетки, которые у него едва только из карманов не сыплются.
Как Саваде это удается, думает Кёя, но думает без особого любопытства. В чем-в чем, а в умении не видеть того, что он видеть не хочет, десятый босс Вонголы преуспел как никто другой. Того, что ни для кого из его хранителей не прошла даром авантюра с машиной Ирие, того, что никто из них теперь не может считать себя действительно полезным, более полезным чем они сами в ранней юности, того, что девушки до сих пор потрясены его решением использовать их как стимул для глупого юнца Цуны, хотя ни одна из них не сказала об этом вслух - всего этого он тоже не видит.

- Итак, - говорит Мукуро, улыбаясь своему телефону почти ласково, - что, по-твоему, мы должны сделать с этими наркотиками, Савада Цунаёси? Здесь два с половиной килограмма чистейшего кокаина, а нашему неудачливому собеседнику он уже определенно не понадобится.
Кёе становится скучно, он отодвигает носком ботинка руку их неудачливого собеседника, чтобы пройти к окну отельного номера. Внизу лежит Нью-Йорк; вчера это был Лондон, после завтра будет Мехико или Гонконг. Вонголе везде есть, с кем поговорить - особенно теперь, когда они знают многое из того, что вынужденно узнали во время войны с Миллефиоре - а войны, как оказалось, вовсе не было.
- Уничтожьте их, - устало говорит Савада, и Мукуро улыбается еще ласковее.
- Как пожелаешь, Цунаёси, - говорит он. - Как пожелаешь.

Крышка телефона сухо щелкает.
- Нам здесь сидеть еще три с половиной часа, - не менее сухо говорит Мукуро то, что Кёя и так знает. - Вряд ли его клиент придет раньше. Если хочешь, можем попытаться убить друг друга.
Кёя отворачивается от окна, окидывает взглядом номер - матовое стекло и сталь, белая кожа диванов и кресел, цветы в прямоугольной вазе.
- Запишут на его счет, - усмехается Мукуро, правильно понимая его взгляд, и кивает на труп.
- В другой раз, - говорит Кёя.
Они пытались убить друг друга уже семь раз с того дня, как Мукуро оставил Вендикаре; сейчас счет в Кёину пользу, так что он может позволить себе отложить очередную попытку - если Мукуро согласится.
Мукуро соглашается - судя по его улыбке.
Кёя многое может понять по его улыбке - от того, в каком Мукуро настроении, до того, как именно он планирует атаковать в следующую секунду.
Это иногда раздражает - но успокаивает то, что самого Мукуро это раздражает не меньше.
Хранитель тумана Вонголы наклоняется над стеклянным столом, берет из раскрытого металлического кейса один из пакетов с кокаином - тем самым, с которым Вонгола не имеет никаких дел. Пакет уже надорван - надо же было проверить качество товара.
Кёя ждет, что Мукуро скажет "скучно, Хибари Кёя", или "не хочешь развлечься?" или еще что-нибудь в том же духе - но Мукуро даже ничего не говорит.
Дорожки на стеклянном столике появляются как будто сами собой - руки в черных перчатках мелькают над столиком быстро, почти неуловимо для взгляда. Кредитка исчезает в кармане плаща, вместо нее появляется нераспечатанная пачка долларов.
- За тобой поухаживать, Хибари Кёя? - усмехается Мукуро, несколькими движениями скручивая в трубочку одну из сотенных.
- Обойдусь, - Кёя подходит к столику и следует его примеру.
Он знает, что будет дальше.
Это повторялось уже шесть раз, на один меньше, чем драки - значит, сегодня будет седьмой.
Речь не о кокаине, конечно.
С кокаином Кёя знаком с пятнадцати лет.
В Намимори им никто не торговал - кроме тех, кто не забывал своевременно рассчитываться с Дисциплинарным комитетом.
Рассчитывались не всегда деньгами.
Правда, в юности Кёе казалось, что кокаин на него не действует.
Сейчас кажется, что кокаин работает лучше, чем машина Ирие - возвращает его в юность, отменяя усталость, отодвигая расчеты и размышления, позволяя веселой ярости или злому желанию вскипеть, засверкать в голове холодными искрами.
Позволяя не сдерживаться.
Интересно, - думает Кёя, садясь в кресло возле столика, делая два коротких вдоха, обжигающих нос, - как кокаин действует на Мукуро, и действует ли?
Но это быстро становится неинтересно.
Интереснее другое: сам Мукуро. То, как он бросает на столик уже ненужную сотню, отходит от стола, садится на подлокотник дивана и запрокидывает на мгновение голову, глядя в потолок. Потом улыбается и снова вскакивает, ходит по номеру - перед ним вьются цветы, устилая дорогу, за ним полыхает огонь, не причиняющий вреда мебели и отделке номера, по стенам ползут тени, которым здесь не место, а с потолка сыплется теплый крупный снег.
Иногда Кёя думает, что это галлюцинации иллюзиониста; иногда - что нервный тик, который Мукуро в таком состоянии не способен сдерживать. Но это тоже не слишком интересно - интереснее то, что в таком состоянии иллюзии не злят Кёю, а заводят. Хотя порой он сомневается в том, что здесь есть какая-то разница.
Кёя поднимается из кресла.
Мукуро останавливается у стены, смотрит на него, улыбаясь, держа руки в карманах, позволяя одному из стеблей лотоса обвивать свою шею, другому - растрепывать волосы.
- Убери это, - говорит Кёя, подходя, и цветы пропадают, соскальзывают по плащу Мукуро и растворяются в воздухе.
- Хочешь занять их место? - Мукуро щурит глаза, не шевелится, не отстраняется. Он тоже знает, что будет дальше.
- Хочу затрахать тебя до смерти, - говорит Кёя таким скучным тоном, что ему самому становится смешно. Мукуро тоже смешно, и он смеется, откидывая голову, подставляя Кёе шею для первого из бесконечных укусов.
Это что-то вроде ритуала - о котором они не договаривались, но который повторяют уже в седьмой раз.
Ведь безумие тоже может быть упорядоченным.
Кёя прижимает Мукуро к стене, запускает руки под плащ, позволяет Мукуро вцепиться ему в плечи, но не дает расстегнуть пиджак.
Это необязательно.
Сегодня Кёина очередь делать то, что он хочет - и он делает.

В распахнутом плаще, в расстегнутой рубашке, Мукуро выглядит так непристойно, что мог бы дать сто очков вперед любой порномодели - если бы Кёю интересовали порномодели. Кёя проводит ладонями по его груди, сжимает в пальцах соски, заставляя Мукуро ахнуть и криво, болезненно улыбнуться. Кёе нравится, что Мукуро сейчас в его руках забывает о гордости, забывает о том, чтобы смеяться тихо и язвительно, держать спину так ровно, будто свой трезубец он хранит внутри - в его руках Мукуро всхлипывает и стонет, гнется, подставляясь, откидывается назад, позволяя Кёё удержать себя, упирается затылком в стену, подставляет под Кёину ладонь напряженное естество.
Кёя опускается на колени.
Не так-то просто сделать то, что раньше считал знаком поражения. Но сейчас, когда Мукуро беспомощно шепчет "Пожалуйста, Кёя", поражение превращается в победу. Кёя улыбается и медлит немного - буквально несколько секунд - прежде чем расстегнуть его ширинку.
Чужие пальцы путаются в волосах, чужая плоть наполняет рот твердым теплом, чужие вздохи отдаются в ушах музыкой, заставляют волоски на шее вставать дыбом; Кёя вчуже удивляется, что до сих пор не кончил сам от всего происходящего - но собственное физическое напряжение, хоть и ощущается, имеет куда меньше значения, чем бешеное чужое возбуждение, которое он чувствует руками, ртом, всей кожей, которое вдыхает, втягивает в себя, глотает. Мукуро всхлипывает, отстраняется, сползает по стене, садясь напротив Кёи. Кёя садится рядом.
- Моя очередь, - говорит Мукуро через несколько минут и наклоняется, почти ложится, больно упираясь локтем в Кёино бедро. Кёя рассеянно наматывает на руку его волосы и думает, что впереди у них еще три часа и это удачно, в прошлый раз времени было меньше - но и кокаин, с которым Вонгола опять-таки не имела дела, был вовсе не такой качественный, как сегодня.