Огонь не может убить дракона
29.10.2013 в 15:38
Пишет dark!Seras:Перевод: Звук молчания
Название: Звук молчания
Переводчик: Seras Moran
Бета: Rendomski, Аш, Ar@lle
Оригинал: "The Sound Of Silence" by KoreArabin, разрешение получено
Ссылка на оригинал: archiveofourown.org/works/502201
Размер: мини, 2115 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: Джим Мориарти/Себастьян Моран
Категория: слэш
Жанр: PWP, ангст
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: «Знаешь, я долго ломал голову. Мне хотелось придумать наказание, которое будет по-настоящему соответствовать твоему проступку и оставит неизгладимое впечатление. Надеюсь, ты оценишь мою заботу, Себби. Все ради тебя. И, сдается мне, на сей раз я превзошел самого себя. Если подчиненный разговаривает, когда его не спрашивают, почему бы не лишить его возможности разговаривать вовсе? Не так ли, малыш?»
Предупреждения: садомазохизм, кровь, спойлершвы
Примечание: Перевод был выполнен на ФБ-2013
Примечание 2: К фику есть иллюстрация замечательного художника Marie Turner
читать дальшеОни давно работают вместе, и Себастьян довольно тонко чувствует настроения Джима.
Безусловно, Джим не является буйным психопатом, которого так успешно изображает, запугивая и врагов, и клиентов. Он слишком хорошо владеет собой, слишком умен и не может допустить, чтобы стена абсолютного контроля, окружающая его империю, дала хоть малейшую трещину из-за того, что он позволил себе роскошь потерять самообладание. Нет, если он разозлился на вас, то не станет спешить. Люди часто жалеют о поспешных решениях, а если бы Джиму пришлось обзавестись девизом, он выбрал бы «Non, je ne regrette rien».
Поэтому и дисциплинарные взыскания Джим накладывает спокойно, взвешенно и обдуманно. А еще он предпочитает, чтобы наказание как можно точнее соответствовало проступку. Нельзя сказать, что ему не нравится причинять боль провинившимся подчиненным или сводить счеты с теми, кто его достал; в конце концов, Джим — несомненный садист. Но сексуальный подтекст наказания, с его точки зрения, всего лишь приятное дополнение: гораздо важнее лишний раз утвердить собственную власть.
Себастьян склонен к мазохизму, когда обстоятельства к этому располагают (то есть с Джимом), и у него мгновенно встает, когда невысокий и не слишком-то сильный человек (это, разумеется, тоже Джим) распоряжается им и унижает его. И все-таки по возвращении с утренних переговоров он ощущает легкую дрожь в коленях, переступая вслед за Джимом порог квартиры.
— Налей мне выпить. Водки, и побольше, — Джим уходит в кабинет, и Себастьян остается в прихожей наедине с собственной неуверенностью. Он достает из холодильника бутылку водки, наливает полный стакан — и сам тоже делает глоток для храбрости, прежде чем отправиться к боссу.
Джим сидит за столом, и на экранах обоих подключенных к его компьютеру мониторов ползут, послушные перестуку пальцев по клавиатуре, длинные столбцы чисел и биржевых сводок. Так и не удостоившись ни малейшего внимания, Себастьян ставит стакан на стол, не забыв поместить под него подставку. Не приведи Господь пополнить список своих прегрешений, оставив на баснословно дорогой и неописуемо эргономичной офисной мебели Джима влажный круг.
— Можешь раздеться, — произносит Джим, все так же глядя в экран. — Иди в ванную и встань там на колени. А потом хорошенько поразмысли над своим сегодняшним поведением, Моран. Обдумай, какого именно наказания заслуживает твоя наглость. Я скоро подойду.
— Но Джим... Босс...
Джим поворачивается к Себастьяну — его темные глаза, пустые и лишенные какого-либо выражения, кажутся абсолютно черными.
— Если ты хочешь нарваться на дополнительное наказание, Моран, ты на верном пути. В противном случае закрой рот и делай, что тебе сказано. Живо.
Себастьян медленно раздевается, аккуратно складывает одежду на полку. Закончив, он опускается на колени и ждет, невольно занимаясь именно тем, что было ему приказано: представляет себе, насколько страшное и мучительное наказание изобретет для него Джим.
К тому моменту, когда в коридоре наконец раздаются шаги, Себастьян успевает озябнуть, а колени начинают неприятно ныть. Краем глаза он замечает в руках у вошедшего Джима блестящий металлический поднос, который тот пристраивает на тумбочке уже вне поля зрения Себастьяна. Подложив для удобства пару пушистых полотенец, Джим усаживается на край ванны.
Прежнее безжизненное выражение покинуло его взгляд, значит, и ледяная ярость, острая, как лезвие бритвы, тоже должна была чуть-чуть смягчиться, с облегчением понимает Себастьян. Джим берет его лицо в ладони и склоняется близко-близко.
— Себастьян. Ты мой ближайший помощник, моя правая рука. Ты расчетлив и безжалостен, а главное, ты верен; всё это я ценю очень высоко. Но, тем не менее, как мой подчиненный, ты не смеешь ставить под сомнение мои решения. Никогда. Я этого не потерплю. И в сложившейся ситуации ты просто не оставляешь мне иного выбора, кроме как наказать тебя.
Джим зарывается пальцами в волосы Себастьяна и придвигается еще ближе, неощутимо касаясь губами мочки уха. Его шепот едва различим:
— Ты не оставляешь мне иного выбора, малыш. Ты ведь и сам всё понимаешь, верно?
Себастьян кивает, пытаясь прижаться щекой к плечу Джима, но тот уже отстранился, а лицо вновь застыло бесстрастной маской. Джим тянется к подносу — Себастьян слышит характерный хлопок, с которым надевают латексные перчатки, — а потом вновь склоняется к нему и тщательно протирает ватным тампоном кожу вокруг его рта. В нос бьет запах медицинского спирта.
— Знаешь, я долго ломал голову. Мне хотелось придумать наказание, которое будет по-настоящему соответствовать твоему проступку и оставит неизгладимое впечатление. Надеюсь, ты оценишь мою заботу, Себби. Все ради тебя.
Себастьяна пробирает дрожь.
— И, сдается мне, на сей раз я превзошел самого себя. Если подчиненный разговаривает, когда его не спрашивают, почему бы не лишить его возможности разговаривать вовсе? Не так ли, малыш?
Себастьян напряженно выдыхает через нос, понимая вдруг, что не в силах даже шевельнуть губами. Господи, что затеял этот свихнувшийся недоносок?.. Воображение живо рисует, как Джим скальпелем вырезает ему язык, как кровь течет по подбородку и груди, собираясь темной лужицей на полу, и Себастьян гортанно стонет в ужасе. Джиму ведь его язык дорог не только как средство общения? В конце концов, он так упорно учил Себастьяна использовать язык способами, которые заставили бы покраснеть и последнюю шлюху... Он ведь не поступит с ним так, правда?
Когда Себастьян осознает, что в руках у Джима не скальпель, а всего лишь зажим и хирургическая нить, он едва не оседает на пол от облегчения. Пытаясь прийти в себя, он легонько встряхивает головой, Джим рычит: «Не дёргайся!» — и тут взгляд Себастьяна приковывает иголка, приближающаяся к его губам.
— Боже, ты сейчас не на тигра похож, нет, ты косоглазый лев Клэренс, мать его, — невнятно бормочет Джим, и в обычных обстоятельствах такое сравнение вызвало бы у Себастьяна смешок, но происходящее сейчас обычным не назовешь. Рука с иглой примеряется, чтобы пронзить тонкую кожу возле его рта. Из всех ощущений остается лишь нарастающее давление в одной-единственной точке, да еще короткое ожидание боли, прежде чем кожа поддается и игла проходит насквозь. А затем все то же самое повторяется на пути обратно, под кожей сквозь обе ранки змеей проползает протягиваемая нить и плотно соединяет его губы.
Себастьян вздрагивает и моргает, пытаясь удержать слезы, но боль терпима: по крайней мере, Джим не стал прокалывать сами губы. Но со следующим стежком он уже знает, чего ожидать. Эндорфины успели рассеяться, и Себастьян стонет от боли, а слезы, которые так и не удалось сдержать, ползут по щекам.
— Тише, котенок. Осталось совсем чуть-чуть.
Он собирается с духом перед последним стежком, который оказывается ничуть не легче предыдущего. Наконец Джим затягивает узелок и отрезает свободный конец нити. Теперь посредине рта Себастьяна красуются три аккуратных стежка, каждый около сантиметра длиной.
Он осторожно ощупывает шов языком, едва замечая привкус крови: странное ощущение чего-то совершенно чужеродного, застрявшего в его плоти, затмевает все остальное. Он мычит, неожиданно паникуя из-за того, что не может шевельнуть губами, не может заговорить.
Вновь ухватив Себастьяна за волосы, Джим заставляет его поднять голову и зажимает ему нос.
— Ты вынудил меня сделать это. Ты сам виноват, что мне пришлось наказать тебя, Себ. Прекрати вести себя как младенец, черт побери.
Себастьян жадно втягивает воздух через углы рта, зашитого посередине, и не смеет шевельнуться, пока Джим не разжимает хватку, щелчком пальцев приказывая следовать за ним. Подниматься на ноги Себастьяну не разрешали, и он ползет за Джимом на четвереньках, а по подбородку у него стекают тоненькие струйки крови.
Себастьян уже целую вечность стоит на четвереньках, играя роль скамеечки для ног, пока Джим смотрит телевизор, режется в видеоигры и что-то делает на телефоне. Боль в губах немного утихла, теперь они тупо ноют в такт пульсу, но Себастьян устал, у него затекли мышцы и хочется пить. Джим долго смакует глоток водки, и Себастьян беспокойно шевелится, представляя, будто его глотку тоже холодит напиток с легким привкусом лайма.
Джим пинает его в бок.
— Себби, поднимайся, бездельник. Сделай наконец хоть что-нибудь полезное. Сними с меня носки и брюки, а потом встань на колени у меня между ног.
Себастьян, кряхтя, поднимается с пола, преодолевая сопротивление затекших мускулов. Он бережно снимает с Джима шелковые носки и аккуратно сворачивает их, затем расстегивает его ремень, стягивает брюки и тоже старается сложить их так, чтобы не измялись. Под ними нет трусов (мелкий извращенец!), и когда Себастьян опускается на колени в считанных дюймах от его паха, Джим обхватывает ладонью свои яйца, а другой рукой принимается ласкать быстро твердеющий член.
Как ни странно, Себастьян тоже начинает возбуждаться. Джим, разумеется, не оставляет сей факт без внимания.
— Боже, только у тебя может встать от зрелища, как я себя трогаю, даже несмотря на то, что у тебя к чертовой матери зашит рот. — Джим держит член в руке, а другой притягивает лицо Себастьяна к собственному паху. Он потирает головкой члена по губам Себа, размазывая выступившую капельку смазки по стежкам, и ранки снова начинают саднить.
— Было бы неплохо оставить тебя таким насовсем. Ты ведь любишь сосать член папочки? А что, если я так и оставлю твой ротик зашитым, и ни тебе вкусного члена, ни спермы? Буду просто спускать тебе в задницу? Как тебе понравится, малыш, если сперма папочки будет стекать из твоей дырки, а в рот ничего попадать не будет, а?
Себ понимает, что Джим просто накручивает себя: его голос становится хриплым от возбуждения, а член сочится смазкой, капли которой размазываются вокруг его рта. Но эти слова заводят и Себастьяна, представляющего себя связанным, бессловесной тварью: не больше, чем удобная дырка, которую Джим заполняет своей спермой. Себ стонет, и член все сильнее трется о его лицо, задевая швы, так что кровь снова начинает течь, смешиваясь со смазкой.
— Думаю, тебе бы это понравилось, не так ли, моя маленькая сучка? Боже, ну ты и шлюха, Себби.
Без дальнейших слов Джим отталкивает Себастьяна, поднимается на ноги и щелчком пальцев приказывает идти следом. В ванной Себ вновь опускается на колени, а Джим достает другой набор зажимов и ножницы.
— Ты выучил свой урок, Себастьян?
Себ отчаянно кивает.
— Ты больше не станешь перебивать или перечить мне?
Себ трясет головой, взглядом умоляя Джима.
— Хватит строить щенячьи глаза, я уже решил, что сниму швы. — Джим быстро удаляет нити, и Себастьян, вздохнув с облегчением, осторожно проводит языком по пересохшим и воспаленным губам.
— Готов поспорить, тебя замучила жажда, верно, Себби? Ну же, закрой глаза, открой рот!
Джим сует возбуждённый член в рот коленопреклонному Себастьяну, не обращая внимания на недовольное мычание, и начинает размашисто трахать его. Это больно, и, скорее всего, проколы от швов снова кровоточат, но Себастьян знает, что наказание на этом завершится, и старается плотнее сжимать губы вокруг члена, обрабатывая его языком в такт толчкам, изредка постанывая горлом в попытках дышать и не давиться.
Джиму не требуется много времени, чтобы застонать и вжаться в его лицо, так что Себастьян утыкается носом в мягкие темные волосы на лобке, а яйца шлепают его по подбородку. Сперма Джима горячая, соленая и горькая, но, как ни странно, она немного успокаивает пересохшее горло Себастьяна. Когда Джим заканчивает и вынимает член, Себастьян облизывает его дочиста тщательно, как и всегда, и кончиком языка вылизывает из щелки последние следы семени.
— Хороший мальчик, Себ. Ты отлично справился, я горжусь тобой. — Джим нежно ерошит его волосы. — Иди, прими душ, и я приложу что-нибудь к твоему рту.
Себастьян трется носом о внутреннюю сторону бедра Джима, до странности воодушевленный похвалой. А Джим берет его за подбородок и заставляет поднять голову.
— Но запомни, милый: выпендришься так ещё раз — и вместо ниток я возьму заклепки.
URL записиНазвание: Звук молчания
Переводчик: Seras Moran
Бета: Rendomski, Аш, Ar@lle
Оригинал: "The Sound Of Silence" by KoreArabin, разрешение получено
Ссылка на оригинал: archiveofourown.org/works/502201
Размер: мини, 2115 слов в оригинале
Пейринг/Персонажи: Джим Мориарти/Себастьян Моран
Категория: слэш
Жанр: PWP, ангст
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: «Знаешь, я долго ломал голову. Мне хотелось придумать наказание, которое будет по-настоящему соответствовать твоему проступку и оставит неизгладимое впечатление. Надеюсь, ты оценишь мою заботу, Себби. Все ради тебя. И, сдается мне, на сей раз я превзошел самого себя. Если подчиненный разговаривает, когда его не спрашивают, почему бы не лишить его возможности разговаривать вовсе? Не так ли, малыш?»
Предупреждения: садомазохизм, кровь, спойлершвы
Примечание: Перевод был выполнен на ФБ-2013
Примечание 2: К фику есть иллюстрация замечательного художника Marie Turner
читать дальшеОни давно работают вместе, и Себастьян довольно тонко чувствует настроения Джима.
Безусловно, Джим не является буйным психопатом, которого так успешно изображает, запугивая и врагов, и клиентов. Он слишком хорошо владеет собой, слишком умен и не может допустить, чтобы стена абсолютного контроля, окружающая его империю, дала хоть малейшую трещину из-за того, что он позволил себе роскошь потерять самообладание. Нет, если он разозлился на вас, то не станет спешить. Люди часто жалеют о поспешных решениях, а если бы Джиму пришлось обзавестись девизом, он выбрал бы «Non, je ne regrette rien».
Поэтому и дисциплинарные взыскания Джим накладывает спокойно, взвешенно и обдуманно. А еще он предпочитает, чтобы наказание как можно точнее соответствовало проступку. Нельзя сказать, что ему не нравится причинять боль провинившимся подчиненным или сводить счеты с теми, кто его достал; в конце концов, Джим — несомненный садист. Но сексуальный подтекст наказания, с его точки зрения, всего лишь приятное дополнение: гораздо важнее лишний раз утвердить собственную власть.
Себастьян склонен к мазохизму, когда обстоятельства к этому располагают (то есть с Джимом), и у него мгновенно встает, когда невысокий и не слишком-то сильный человек (это, разумеется, тоже Джим) распоряжается им и унижает его. И все-таки по возвращении с утренних переговоров он ощущает легкую дрожь в коленях, переступая вслед за Джимом порог квартиры.
— Налей мне выпить. Водки, и побольше, — Джим уходит в кабинет, и Себастьян остается в прихожей наедине с собственной неуверенностью. Он достает из холодильника бутылку водки, наливает полный стакан — и сам тоже делает глоток для храбрости, прежде чем отправиться к боссу.
Джим сидит за столом, и на экранах обоих подключенных к его компьютеру мониторов ползут, послушные перестуку пальцев по клавиатуре, длинные столбцы чисел и биржевых сводок. Так и не удостоившись ни малейшего внимания, Себастьян ставит стакан на стол, не забыв поместить под него подставку. Не приведи Господь пополнить список своих прегрешений, оставив на баснословно дорогой и неописуемо эргономичной офисной мебели Джима влажный круг.
— Можешь раздеться, — произносит Джим, все так же глядя в экран. — Иди в ванную и встань там на колени. А потом хорошенько поразмысли над своим сегодняшним поведением, Моран. Обдумай, какого именно наказания заслуживает твоя наглость. Я скоро подойду.
— Но Джим... Босс...
Джим поворачивается к Себастьяну — его темные глаза, пустые и лишенные какого-либо выражения, кажутся абсолютно черными.
— Если ты хочешь нарваться на дополнительное наказание, Моран, ты на верном пути. В противном случае закрой рот и делай, что тебе сказано. Живо.
* * *
Себастьян медленно раздевается, аккуратно складывает одежду на полку. Закончив, он опускается на колени и ждет, невольно занимаясь именно тем, что было ему приказано: представляет себе, насколько страшное и мучительное наказание изобретет для него Джим.
К тому моменту, когда в коридоре наконец раздаются шаги, Себастьян успевает озябнуть, а колени начинают неприятно ныть. Краем глаза он замечает в руках у вошедшего Джима блестящий металлический поднос, который тот пристраивает на тумбочке уже вне поля зрения Себастьяна. Подложив для удобства пару пушистых полотенец, Джим усаживается на край ванны.
Прежнее безжизненное выражение покинуло его взгляд, значит, и ледяная ярость, острая, как лезвие бритвы, тоже должна была чуть-чуть смягчиться, с облегчением понимает Себастьян. Джим берет его лицо в ладони и склоняется близко-близко.
— Себастьян. Ты мой ближайший помощник, моя правая рука. Ты расчетлив и безжалостен, а главное, ты верен; всё это я ценю очень высоко. Но, тем не менее, как мой подчиненный, ты не смеешь ставить под сомнение мои решения. Никогда. Я этого не потерплю. И в сложившейся ситуации ты просто не оставляешь мне иного выбора, кроме как наказать тебя.
Джим зарывается пальцами в волосы Себастьяна и придвигается еще ближе, неощутимо касаясь губами мочки уха. Его шепот едва различим:
— Ты не оставляешь мне иного выбора, малыш. Ты ведь и сам всё понимаешь, верно?
Себастьян кивает, пытаясь прижаться щекой к плечу Джима, но тот уже отстранился, а лицо вновь застыло бесстрастной маской. Джим тянется к подносу — Себастьян слышит характерный хлопок, с которым надевают латексные перчатки, — а потом вновь склоняется к нему и тщательно протирает ватным тампоном кожу вокруг его рта. В нос бьет запах медицинского спирта.
— Знаешь, я долго ломал голову. Мне хотелось придумать наказание, которое будет по-настоящему соответствовать твоему проступку и оставит неизгладимое впечатление. Надеюсь, ты оценишь мою заботу, Себби. Все ради тебя.
Себастьяна пробирает дрожь.
— И, сдается мне, на сей раз я превзошел самого себя. Если подчиненный разговаривает, когда его не спрашивают, почему бы не лишить его возможности разговаривать вовсе? Не так ли, малыш?
Себастьян напряженно выдыхает через нос, понимая вдруг, что не в силах даже шевельнуть губами. Господи, что затеял этот свихнувшийся недоносок?.. Воображение живо рисует, как Джим скальпелем вырезает ему язык, как кровь течет по подбородку и груди, собираясь темной лужицей на полу, и Себастьян гортанно стонет в ужасе. Джиму ведь его язык дорог не только как средство общения? В конце концов, он так упорно учил Себастьяна использовать язык способами, которые заставили бы покраснеть и последнюю шлюху... Он ведь не поступит с ним так, правда?
Когда Себастьян осознает, что в руках у Джима не скальпель, а всего лишь зажим и хирургическая нить, он едва не оседает на пол от облегчения. Пытаясь прийти в себя, он легонько встряхивает головой, Джим рычит: «Не дёргайся!» — и тут взгляд Себастьяна приковывает иголка, приближающаяся к его губам.
— Боже, ты сейчас не на тигра похож, нет, ты косоглазый лев Клэренс, мать его, — невнятно бормочет Джим, и в обычных обстоятельствах такое сравнение вызвало бы у Себастьяна смешок, но происходящее сейчас обычным не назовешь. Рука с иглой примеряется, чтобы пронзить тонкую кожу возле его рта. Из всех ощущений остается лишь нарастающее давление в одной-единственной точке, да еще короткое ожидание боли, прежде чем кожа поддается и игла проходит насквозь. А затем все то же самое повторяется на пути обратно, под кожей сквозь обе ранки змеей проползает протягиваемая нить и плотно соединяет его губы.
Себастьян вздрагивает и моргает, пытаясь удержать слезы, но боль терпима: по крайней мере, Джим не стал прокалывать сами губы. Но со следующим стежком он уже знает, чего ожидать. Эндорфины успели рассеяться, и Себастьян стонет от боли, а слезы, которые так и не удалось сдержать, ползут по щекам.
— Тише, котенок. Осталось совсем чуть-чуть.
Он собирается с духом перед последним стежком, который оказывается ничуть не легче предыдущего. Наконец Джим затягивает узелок и отрезает свободный конец нити. Теперь посредине рта Себастьяна красуются три аккуратных стежка, каждый около сантиметра длиной.
Он осторожно ощупывает шов языком, едва замечая привкус крови: странное ощущение чего-то совершенно чужеродного, застрявшего в его плоти, затмевает все остальное. Он мычит, неожиданно паникуя из-за того, что не может шевельнуть губами, не может заговорить.
Вновь ухватив Себастьяна за волосы, Джим заставляет его поднять голову и зажимает ему нос.
— Ты вынудил меня сделать это. Ты сам виноват, что мне пришлось наказать тебя, Себ. Прекрати вести себя как младенец, черт побери.
Себастьян жадно втягивает воздух через углы рта, зашитого посередине, и не смеет шевельнуться, пока Джим не разжимает хватку, щелчком пальцев приказывая следовать за ним. Подниматься на ноги Себастьяну не разрешали, и он ползет за Джимом на четвереньках, а по подбородку у него стекают тоненькие струйки крови.
* * *
Себастьян уже целую вечность стоит на четвереньках, играя роль скамеечки для ног, пока Джим смотрит телевизор, режется в видеоигры и что-то делает на телефоне. Боль в губах немного утихла, теперь они тупо ноют в такт пульсу, но Себастьян устал, у него затекли мышцы и хочется пить. Джим долго смакует глоток водки, и Себастьян беспокойно шевелится, представляя, будто его глотку тоже холодит напиток с легким привкусом лайма.
Джим пинает его в бок.
— Себби, поднимайся, бездельник. Сделай наконец хоть что-нибудь полезное. Сними с меня носки и брюки, а потом встань на колени у меня между ног.
Себастьян, кряхтя, поднимается с пола, преодолевая сопротивление затекших мускулов. Он бережно снимает с Джима шелковые носки и аккуратно сворачивает их, затем расстегивает его ремень, стягивает брюки и тоже старается сложить их так, чтобы не измялись. Под ними нет трусов (мелкий извращенец!), и когда Себастьян опускается на колени в считанных дюймах от его паха, Джим обхватывает ладонью свои яйца, а другой рукой принимается ласкать быстро твердеющий член.
Как ни странно, Себастьян тоже начинает возбуждаться. Джим, разумеется, не оставляет сей факт без внимания.
— Боже, только у тебя может встать от зрелища, как я себя трогаю, даже несмотря на то, что у тебя к чертовой матери зашит рот. — Джим держит член в руке, а другой притягивает лицо Себастьяна к собственному паху. Он потирает головкой члена по губам Себа, размазывая выступившую капельку смазки по стежкам, и ранки снова начинают саднить.
— Было бы неплохо оставить тебя таким насовсем. Ты ведь любишь сосать член папочки? А что, если я так и оставлю твой ротик зашитым, и ни тебе вкусного члена, ни спермы? Буду просто спускать тебе в задницу? Как тебе понравится, малыш, если сперма папочки будет стекать из твоей дырки, а в рот ничего попадать не будет, а?
Себ понимает, что Джим просто накручивает себя: его голос становится хриплым от возбуждения, а член сочится смазкой, капли которой размазываются вокруг его рта. Но эти слова заводят и Себастьяна, представляющего себя связанным, бессловесной тварью: не больше, чем удобная дырка, которую Джим заполняет своей спермой. Себ стонет, и член все сильнее трется о его лицо, задевая швы, так что кровь снова начинает течь, смешиваясь со смазкой.
— Думаю, тебе бы это понравилось, не так ли, моя маленькая сучка? Боже, ну ты и шлюха, Себби.
Без дальнейших слов Джим отталкивает Себастьяна, поднимается на ноги и щелчком пальцев приказывает идти следом. В ванной Себ вновь опускается на колени, а Джим достает другой набор зажимов и ножницы.
— Ты выучил свой урок, Себастьян?
Себ отчаянно кивает.
— Ты больше не станешь перебивать или перечить мне?
Себ трясет головой, взглядом умоляя Джима.
— Хватит строить щенячьи глаза, я уже решил, что сниму швы. — Джим быстро удаляет нити, и Себастьян, вздохнув с облегчением, осторожно проводит языком по пересохшим и воспаленным губам.
— Готов поспорить, тебя замучила жажда, верно, Себби? Ну же, закрой глаза, открой рот!
Джим сует возбуждённый член в рот коленопреклонному Себастьяну, не обращая внимания на недовольное мычание, и начинает размашисто трахать его. Это больно, и, скорее всего, проколы от швов снова кровоточат, но Себастьян знает, что наказание на этом завершится, и старается плотнее сжимать губы вокруг члена, обрабатывая его языком в такт толчкам, изредка постанывая горлом в попытках дышать и не давиться.
Джиму не требуется много времени, чтобы застонать и вжаться в его лицо, так что Себастьян утыкается носом в мягкие темные волосы на лобке, а яйца шлепают его по подбородку. Сперма Джима горячая, соленая и горькая, но, как ни странно, она немного успокаивает пересохшее горло Себастьяна. Когда Джим заканчивает и вынимает член, Себастьян облизывает его дочиста тщательно, как и всегда, и кончиком языка вылизывает из щелки последние следы семени.
— Хороший мальчик, Себ. Ты отлично справился, я горжусь тобой. — Джим нежно ерошит его волосы. — Иди, прими душ, и я приложу что-нибудь к твоему рту.
Себастьян трется носом о внутреннюю сторону бедра Джима, до странности воодушевленный похвалой. А Джим берет его за подбородок и заставляет поднять голову.
— Но запомни, милый: выпендришься так ещё раз — и вместо ниток я возьму заклепки.
@темы: Шерлок