23.01.2015 в 16:36
Пишет Miauka77:Тот человек, глава 24
Пишется в подарок Dirty Inspector
Фандом: Шерлок, кроссовер с Farsantes (второй канон знать совершенно необязательно)
Название: Тот человек
Автор: Miauka77
Бета: Xenya-m
Пейринг: Грегори Лестрейд/Майкрофт Холмс, Гильермо Грациани/Педро Бегхьо
Жанр: драма, романс
Статус: в процессе
Размер: предполагается миди
Рейтинг: во второй половине NC-17
Саммари: Побег-Прованс-пара соседей – что еще нужно, чтобы жизнь скромного инспектора Скотланд-Ярда изменилась навсегда? Вот только к добру ли?..
Предупреждения: ООС, мат (суровые инспекторы Скотланд-ярда, куда ж без него-то), AU к Farsantes после 57-й серии, смерть второстепенного персонажа
Критика: конструктивная и вежливая приветствуется, особенно если речь о фактических ошибках
Главы 1-7mystrade.diary.ru/p201687932.htm
Главы 8-13
Главы 14-18
Глава 19На этот раз Лестрейду доверили приготовить завтрак и даже одобрили омлет. Ели они вместе на втором этаже, и Лестрейд, пользуясь возможностью, вовсю пялился на Майкрофта. И тут уж, как со всякой влюбленностью, чем больше разглядывал, тем больше привлекательного находил. Холмс и в халате умудрялся быть удивительно элегантным, а неловкое движение рукой – видимо, она все еще болела – казалось очень трогательным. А веснушки… Должно быть, раньше Майкрофт пользовался тональным кремом, чтобы замазывать их, но теперь ему было не до того… Лестрейд всегда западал на веснушки. Они были и у Элизабет.
- Ну что еще? – в конце концов раздраженно спросил Холмс, бросая салфетку, которой только что вытирал рот.
- Мне всегда нравились бледные тонкие губы, - ухмыльнулся Лестрейд. – Особенно такие приятные на вкус…
Майкрофт предсказуемо закатил глаза и сжал губы еще сильнее. Но Лестрейда уже несло, и останавливаться он, кажется, не собирался. Взгляд его скользнул по кольцу, которое вновь было на правой руке.
- У тебя есть кто-нибудь?
- С чего ты взял, что подобные вопросы тебя касаются? – Холмс встал и с раздраженным видом отошел к окну. Его спина вздрагивала.
- Ну, всегда приятнее думать, что кто-то, на кого ты запал, свободен, чем занят.
- И с чего ты считаешь, что у тебя есть какой-то шанс?
Лестрейд хмыкнул.
- Ты всегда отвечаешь вопросами там, где можно было обойтись «да» или «нет»?
- Только там, где заданные вопросы более чем неуместны.
- Ясно, значит, «нет».
Майкрофт развернулся:
- Будь добр, прекрати беседу в подобном тоне.
- Эээ… ну, видишь ли, мне трудно это сделать. Я, как ты уже понял, достаточно озабочен.
- О боже. Что мне нужно сделать, чтобы ты заткнулся и признал, что выражение твоих эмоций в отношении моей персоны неуместно в любом виде?
- Все дело в том, что мне нравятся мои эмоции. Мне нравится быть в тебя влюбленным, - сказал Лестрейд, с удовольствием откусывая от чудесной булочки. – Тебе не нравится, когда в тебя влюблены? Видишь, я веду себя очень скромно.
Холмс фыркнул.
- Да, да, я больше тебя не целую, не нарушаю твое личное пространство, не требую от тебя быть влюбленным в меня. И я уйду, как только ты сядешь работать, и буду приносить тебе бутерброды и кофе, и молчать, чтобы ты меня не замечал. Так что я очень даже полезен. Тебе не нравится, когда тобой восхищаются, говорят, как ты умен, привлекателен, офигителен в своих костюмах, в черных рубашках, бриджах, женских тряпках, в халате? Заметь, ни слова неправды.
Холмса передернуло:
- Ну и какой в этом смысл? Для тебя в этом какой смысл? Чего ты пытаешься от меня добиться? Не можешь же ты всерьез рассчитывать на взаимность? У меня нет потребности в подобных отношениях, и я не мучаюсь скукой настолько, насколько Шерлок, чтобы в моем возрасте идти на сомнительные эксперименты.
- Смысл в чувствах, Майк, - Лестрейд довольно смаковал кофе, наблюдая, как Холмс краснеет. Комплименты явно не были холостым выстрелом. - Влюбленность приносит массу самых лучших ощущений.
- Неужели? Сколько лет ты не замечал, что твоя жена спит со всем колледжем?
- Пытаешься ударить ниже пояса? Не получится. Я уже не был в нее влюблен в эти четыре года.
- Тогда что же тебя удерживало от того, чтобы развестись?
Лестрейд пожал плечами:
- Привычка? Человеку вроде меня после работы очень нужно спокойное, привычное место, куда приходить. И совсем не хочется что-то менять. Мне кажется, тебе это понятно, как никому другому. Ты каждый вечер отправляешься в «Диоген».
- И ты, человек привычки, готов обменять свое спокойствие на эмоции, которые мешают думать, делают слепым, ломают все личные границы?
- Это что, правда тебя удивляет? Ты что, никогда не был влюблен?
- Вероятно, был. Разумеется, я родился таким же, как и все. И у меня была прекрасная возможность пронаблюдать, как эмоции мешают работе ума. Человек влюбляется, перестает соображать, потом его выставляют на посмешище…
- О, так все дело в том, что тебя отвергли!
- Смешно. Никто меня не отвергал. Я просто не мог позволить себе подобной слабости.
Лестрейд в изумлении уставился на него. Холмс, уму которого равный нашелся бы вряд ли, словно говорил чужими словами.
- И ты меня будешь убеждать в пользе влюбленности, - продолжил тот, - когда ее очевидный продукт живет за нашей стеной? Человек, который убил собственного тестя, чтобы защитить любовника, а потом и жену.
- Может, это вышло случайно? Он говорил, что она погибла, но не из-за него. И тестя случайно. И вообще все это очень сомнительно. Ты не мог бы дать мне ноутбук?
- Ты собираешься читать прессу на испанском? Вчера я перевел статью для тебя.
- А, черт. – Лестрейд поднял на Холмса взгляд. – Тебе сейчас срочно надо работать?
- Нет. – Было заметно, как Холмс напрягся. – А что?
- Посиди со мной?
Вместо ответа Холмс только вздохнул и принес ноутбук. Лестрейд подвинул кресло к нему. Теперь они сидели рука об руку, и до Лестрейда доносился запах туалетной воды с древесными нотками, более выраженный, чем вчера. Этот аромат в сочетании с его обладателем за какую-нибудь секунду буквально свел Лестрейда с ума. Древесные ноты Майкрофту очень шли, но до одури захотелось почувствовать и его собственный запах. Однако сейчас для этого был точно неподходящий момент.
- Как рука? – спросил Лестрейд тихо.
- Благодарю, лучше, - чинно ответил Майкрофт.
Где-то через час они наконец нашли то, что было нужно.
- Вот, - сказал Майкрофт, пересказывавший заметки Лестрейду.
Некто Эрнесто Кастро, ссылаясь на источник в прокуратуре, писал, что Педро бросил на месте преступления пистолет со своими отпечатками, да и камера его зафиксировала, а это не вяжется с покупкой оружия, с заранее спланированным преступлением, тем более что оружие вообще было куплено на имя Грациани. Какой идиот захочет защитить любовника и при этом пойдет покупать оружие на его имя?
- Если это состояние аффекта, то почему он пошел туда с оружием, да еще купленным на имя любовника? Если это спланированное преступление, то опять же - почему он пошел туда с оружием, купленным на имя любовника? Почему не тестя? И зачем убивать торговца оружием, если твои отпечатки уже на пистолете?
- Если только торговец не сможет его опознать, а опознает кого-то другого, - согласился Майкрофт.
- По убийству торговца оружием они тут пишут «неоспоримая улика», - перевел Лестрейд через гугл. – Знать бы еще, что за неоспоримая улика…
- Оставь это дело мне, я подумаю.
- Тебе пора работать?
- Нет. Пока нет. Шерлок мне передал информацию утром. Сейчас они спят.
- Тогда… - Лестрейд немного отодвинул кресло - теперь они сидели хотя бы вполоборота.
- Сеанс вопросов? Спрашивай, - величественно сказал Холмс.
- Откуда ты знаешь Клауса? И почему вы с ним столько лет притворялись врагами, если вы друзья?
Майкрофт кивнул:
- Понятный вопрос. Я уже говорил тебе, что мне нравятся гонки всех видов, ты испробовал на себе, как я вожу. Еще учась в институте, я часто на каникулах бывал в Германии, на автодроме под Кельном. Постепенно ко мне присоединились еще несколько молодых людей. Кто-то был старше на пару лет, кто-то младше. Нас всех объединяли гонки и любовь к политике. Впрочем, были среди нас и те, кто не собирался делать карьеру на этом поприще, предпочитая стать промышленниками. В тот год, когда я окончил институт, мы составили что-то вроде студенческого братства – восемь молодых людей, каждый из которых собирался стать очень влиятельным. Мы по глупости, - Холмс на секунду поджал губы, - поклялись друг другу, что дружба между нашими странами, объединение Европы станут для нас приоритетным направлением. Разумеется, сейчас это выглядит полным идиотизмом, но тогда, на волне смены формы и грядущего юридического закрепления и расширения Европейского союза, кучке восторженных юнцов в какой-то из особенно пьяных вечеров это показалось хорошей идеей. - Он резко замолчал.
- То есть ты хотел, чтобы Британия полностью стала частью ЕС? – уточнил Лестрейд. – Слушай, даже мне это не кажется хорошей идеей. Или ты в юности и правда пил до полного неадеквата? Шерлок что, с наркотиками брал пример с тебя?
Майкрофт снова поджал губы.
- Сейчас почти все эти люди стоят за теми, кто занимает ключевые посты в европейской политике. Скажем так: на тот момент я пытался минимизировать ущерб.
- Оу. То есть ты вступил в эту организацию, чтобы шпионить за ними? Ясно. Неудивительно, что за тобой охотятся.
- Называй это, как хочешь. Самое смешное, что почти пятнадцать лет мне действительно удавалось делать вид, что я на стороне объединения и делаю все возможное, чтобы Британия была в ЕС интегрирована полностью. К этому времени в наших рядах наметился предсказуемый раскол, и два человека сами предложили мне пойти против группы, встать на их сторону, - Майкрофт вновь замолчал. Казалось, ему с трудом удается подбирать слова.
- И что же? – подбодрил Лестрейд.
- Оба мертвы. Насколько идеи объединения продолжают придерживаться другие, кроме Тайера, самого влиятельного и самого помешанного на ней, сказать невозможно. Масси всегда казался - и не только мне - колеблющимся, и те двое готовы были поставить на него, но он женат на дочери Тайера и, несмотря на довольно глобальные разногласия между ним и Тайером в других вопросах, непонятно, сможет ли и захочет ли против него пойти. Двое других, независимо от убеждений, наверняка предпочтут сохранить хорошие отношения с Тайером. Последний… слишком тяжело болен, чтобы вообще участвовать в подобных делах.
- Те двое – это работа Тайера?
- По всей видимости, да.
- Ясно. Что случилось десять лет назад?
- Десять лет назад меня предал один из моих людей, весьма умный молодой человек, но слишком амбициозный. Я бы не взял его к себе без должной проверки, но, к сожалению, он был тогда только что навязан мне некими высокопоставленными лицами, и я не успел вывести его из строя.
- Должная проверка? Это в том духе, что ты мне устраивал? – хмыкнул Лестрейд.
- Ты про склад? Сомневаюсь, что это можно вообще назвать проверкой.
- Не только про склад. Например, про Кельн и вчерашнее.
- Тебя бессмысленно проверять. Я и так знаю, что ты не уйдешь.
- Из-за того, что я в тебя втрескался? Ты, кстати, давно это заметил? Перед Кельном?
- В Кельне, - подумав, ответил Холмс, - когда ты ко мне в соборе не подошел. Но потом ты развеял мои предположения в прах своей запиской.
- Ну, это у меня сейчас при мысли о тебе начинается стояк, а тогда я тебя терпеть не мог. Так с чего ты взял, что я не уйду?
- Грегори, будь добр, не отвлекай меня, если хочешь услышать продолжение, - неодобрительно сказал Майкрофт.
- Ок, спрошу в другой раз, - хмыкнул Лестрейд. – Так что с тем предавшим тебя молодым человеком?
- С предавшим меня молодым человеком уже ничего, - спокойно ответил Холмс. – Последствия для Британии нам удалось минимизировать, а вот копии подписанных мною документов, которые давали основания предполагать, что я против объединения, легли на стол Тайера. С тех пор я для него враг номер один.
- Это из-за него сейчас?..
- Нет, мои британские противники по-своему тоже за то, чтобы Британия вышла из ЕС, но, безусловно, они с Тайером нашли друг друга. Он, видимо, не столько рассчитывает на перспективы, которые откроются после моего исчезновения, сколько пытается свести личные счеты.
- Понятно. И каким боком ко всему этому Клаус?
- Клаус тоже состоит в братстве. Он присоединился к нам несколько позже. В молодости он был автогонщиком, но потом попал в аварию, и ему пришлось выбрать нечто менее авантюрное. Он выучился на врача и стал, как он выражается, штопать неудачников вроде себя. Клаус не политик, а предприниматель, но он владелец бизнес-империи и, если бы захотел, то стал бы влиятельнее Тайера. Идея все большего единения Европы поначалу соответствовала и его интересам, однако он вскоре понял, что к чему. Мы были с ним дружны еще до его присоединения к группе, позднее, когда меня перестали приглашать на встречи, он стал моими глазами и ушами. Я предвидел, что меня могут раскрыть, поэтому мы заранее сделали вид, что кое-что не поделили.
- А что с тем, что его выманили?
Майкрофт закатил глаза:
- Романтическая мелодрама. В юности Клаус переспал с одной особой, его отец решил, что Клаусу даже не стоит знать, что она беременна. Однако после смерти отца Клаус узнал, что у него есть дочь. Только где она, совершенно неизвестно. Пару лет назад некая девица вышла с ним на связь, сообщив, что его дочь – это она, однако когда Клаус приехал к ней, его ранили и едва не убили. Он спасся чудом.
- Опять Тайер?
- Мы подозреваем, что он мог стоять за этим. И у Масси, видимо, тоже были такие подозрения, он предупреждал об опасности весьма прозрачно. Поэтому Клаус и верит ему, считает, что он не на стороне Тайера. Тем более что с дочерью у Тайера не самые лучшие отношения. Однако когда-нибудь его империю получит именно она.
- Как все сложно, Майк, - вздохнул Лестрейд. – Я всегда понимал, что политика – это сложно, но даже не задумывался о том, как тебе может быть тяжело.
- Мне не тяжело, - снисходительно улыбнулся Майкрофт. – Это такая же профессия, как любая другая. В ней можно быть неуклюжим новичком или мастером-профессионалом. А можно создавать стандарты. На самом верху всегда легче, особенно если ты лучший. А я лучший.
Лестрейд улыбнулся:
- Знаешь, я как-то не сомневаюсь в этом. А что такое ты мне должен будешь сказать рано или поздно?
На этот раз взгляд Майкрофта сделался жестким:
- Не сейчас.
- Ладно.
- Предлагаю закончить беседу. Мне нужно кое-что сделать до того, как Шерлок выйдет на связь.
- Ок.
Майкрофт внимательно посмотрел на него:
- Ты что-то еще хотел спросить.
- Да, - сказал Лестрейд.
«Что ты сделаешь, если я тебя поцелую? Как ты пахнешь? Стонешь ли ты, когда занимаешься сексом, и если нет, то что заставит тебя застонать?».
- Майкрофт, - позвал он.
- Да? – спросил тот.
Лестрейд не выдержал, встал, сделал шаг вперед и сел на подлокотник кресла Майкрофта. Тот наблюдал за ним, не делая попытки отодвинуться. Лестрейд наклонился, осторожно положив руку ему на спину, и легко прикоснулся губами к губам.
Майкрофт молчал. Выражение его лица было абсолютно непроницаемым.
- Господи. Чудовище, что ты делаешь со мной? – пробормотал Лестрейд.
Майкрофт не сделал ни единого движения, словно бы даже и не дышал.
- Ну ладно, молчание – знак согласия, - громко сказал Лестрейд и, в глубине души отчаянно труся, с самым решительным видом поцеловал Майкрофта вновь.
Глава 20На этот раз губы Майкрофта раскрылись, и язык Лестрейда пошел уже знакомой дорогой. Однако прошла целая вечность, прежде чем Майкрофт наконец ответил по-настоящему. Его рука слегка сжала плечо Лестрейда, потом переместилась на затылок, притягивая ближе, язык несколько раз коснулся его языка. Но все это так осторожно, так несмело: не то он, Лестрейд, был хрустальный, не то собирался укусить.
— Майк, ну что ты? — сказал он, когда они прервались глотнуть воздуха. — Первый раз, что ли? Сильнее уже…
И вдруг по расширившимся мгновенно глазам, по застывшему выражению лица понял, что угадал…
— О черт! Прости, я не думал, что…
— Я… Мне это никогда не нужно было, — растерянно пробормотал Майкрофт.
— Ясно, иди сюда, — Лестрейд втиснулся в кресло и прижал Майкрофта к себе, напряженная спина вздрагивала под его руками. Он стал поглаживать ее, чувствуя, как Майкрофта потихоньку отпускает. — Почему ты сразу не сказал?
— Грегори, ты правда считаешь, что об этом возможно говорить? - уткнувшись носом в воротник его майки, с горькой иронией спросил тот. - Может быть, мне еще табличку надо было на лоб повесить: «Я — девственник»? Я даже в объятии ни с кем так никогда не сидел, как сейчас с тобой. С матерью в последний раз в шесть лет.
Лестрейд хмыкнул:
— Да уж. Если бы я не был без ума от тебя, я бы, пожалуй, почувствовал себя польщенным. И мне так нравится, как ты произносишь это — «Греегори».
— У меня действительно не возникало такой потребности. Разве что в юности когда-то давно. Но я, честно говоря, не помню.
— Ты не обязан мне ничего объяснять.
— Я к тому, что я продолжаю сомневаться, нужно ли мне это сейчас. У меня никогда не было большого физического влечения.
— Я понимаю. Тебе дать время, чтобы разобраться?
— А ты примешь отказ?
— Я что, действительно похож на насильника? Конечно приму.
— Но не перестанешь меня уговаривать?
— Я не знаю, Майк, — Лестрейд ухмыльнулся. — Ты для меня сейчас как морковка перед носом у осла.
— Такое положение не будет вечным.
— Нет, не будет. И это мне не нравится. В смысле, что ты не будешь вечно приходить в Скотланд-Ярд и вытаскивать меня оттуда для важных заданий, которые я с блеском провалю.
Он уткнулся в шею Майкрофта, втягивая носом аромат его кожи, и услышал глухое:
— Нет, не буду.
В этих словах Лестрейду почудился какой-то очень нехороший оттенок. Слишком напоминающий уже проскальзывавшие «если я вернусь».
— Майк, возьми меня в Швейцарию, — попросил он.
— Не могу.
— Почему? Ведь наверняка есть куча мест, где пограничного контроля нет, и…
— Дело не в этом.
— Я сделаю тебя более заметным?
— Грегори, о Швейцарии мы не будем говорить. У нас впереди — больше недели.
— А потом?
— А потом… встретимся в Лондоне. Мне надо работать. Я был бы признателен, если бы ты сделал мне чашку чая.
Тон Майкрофта был неубедителен даже для маленького ребенка. Но «у нас впереди — больше недели» грело, пока Грег бестолково слонялся по дому, потом - по саду, в ожидании, когда Майкрофт закончит дела. Потом надоело и это. В большой гостиной была мебель в чехлах с цветочным рисунком, здесь все выглядело явно дороже, чем наверху. А еще тоскливее. Словно все покрыли однотонным серым цветом. Или это потому, что Майк был наверху, а не здесь? Зато здесь обнаружился книжный шкаф, а в нем отыскался Диккенс.
Лестрейд с удовольствием перечитал «Рождественскую историю», потом Майкрофт позвал его, вновь попросил сделать чаю. Работал Майкрофт напряженно, Лестрейда будто не замечал. Но часов в семь вдруг неожиданно спустился вниз, в кухню, принялся шуметь. Лестрейда прогнал, но вскоре запахло мясом. Потом Майкрофт пришел в гостиную, бросил: «Дожарь, пожалуйста», - и ушел. Лестрейд, конечно, дожарил, но Майкрофт так и не спустился, а на предложение принести еду наверх отмахнулся.
Уже стемнело, когда Лестрейд вышел в сад. Он сделал круг до калитки и обратно, но что-то словно магнитом притягивало его к соседской половине. Из кухонного окна на дорожку падала полоска света, которую то и дело перекрывали двигающиеся тени. Лестрейд замедлил шаг, стараясь идти неслышно. Он уже знал, что увидит. Окно до середины было опущено и закрыто жалюзи, а от середины…
На этот раз снизу был Хоакин. Он наклонился над кухонным столом, сжимая в руке очки. Эстебан в серой мокрой майке раздвигал его чуть полноватые ягодицы, вставлял понятно куда вымазанный белым кремом член, шептал что-то нежное. Вошел сразу почти до конца, Хоакин на выдохе издал не то стон, не то хрип. Эстебан погладил его по потной спине, наклонился, поцеловал в ухо, в шею. Они начали двигаться, и Лестрейд ушел. Добрел до сарая и там в сене отдрочил себе, представляя то только что увиденное, то как Майкрофт приходит к нему сюда, ложится рядом, целует. Картинки мелькали цветными яркими пятнами, и сам он чувствовал себя как в бреду, который бывает при высокой температуре. Да, он был болен, его болезнь звалась Майкрофт Холмс, и он сильно сомневался, что ее можно легко излечить.
Майкрофт курил на крыльце. Лестрейд сначала разволновался, когда тот ему не открыл заднюю дверь, потом обошел кругом — посмотреть, есть ли свет, и увидел его. Почему-то до этого ему и в голову не приходило, что Майкрофт может курить. Это представлялось совершенно несовместимым с самим Майкрофтом, но тем не менее, если бы Лестрейд мог влюбиться в него еще больше, то это произошло бы сейчас. Он подошел к Майкрофту, вынул у него из рук сигарету, сделал затяжку, а потом поцеловал, медленно, смакуя вкус Майкрофта, смешанный со вкусом табака. Майкрофт отвечал сильнее, смелее, чем днем, и это получился очень хороший поцелуй, прямо такой как надо, жаль только, что пришлось прерываться из-за сигареты, тлеющей в пальцах.
— Ты так бросаешь курить? — поинтересовался Майкрофт, аккуратно вынимая ее и затягиваясь.
— Тебе не нравится способ?
Майкрофт задумался, словно прислушиваясь к себе:
— Пожалуй, нравится.
Лестрейд расцвел.
— Пойдем, мне нужно кое-что тебе показать, — сказал Майкрофт и слегка дотронулся до его руки. Потом втянул носом и посмотрел на него.
— Извини, — потупился Лестрейд.
— Твое… общение с самим собой меня не касается.
— Я думал о тебе, — вышло как-то пошло, и Лестрейд нашел способ исправить ситуацию: ухмыльнулся. — Не смог удержаться. И вообще, там очень хорошее сено, подходящее.
— Избавь меня от подробностей, пожалуйста. — Они вошли внутрь. — Мне хватает уже соседей, выставляющих свою интимную жизнь напоказ.
— А, так ты тоже их видел, — продолжал ухмыляться Лестрейд.
— Я их слышал. Будь добр, сделай нам чаю и приходи наверх.
Лестрейд колдовал в кухне и улыбался, думая про эти командирские нотки Майкрофта. Вечность бы слушал. Он все еще словно ощущал вкус поцелуя на своих губах. Неужели Майкрофт действительно сможет сказать «нет»? Конечно сможет, это ведь его ледяное величество. И потом, ведь это уже не о просто перепихнуться, это об отношениях фактически.
«Боже, веду себя как школьник, у которого первая любовь». Лестрейд прислонился затылком к холодильнику, закрыл глаза.
— Ну что такое? — спустился вниз потерявший терпение Майкрофт. — Вот именно это я и имел в виду, когда говорил об эмоциях, Грегори. Ты забываешь обо всем, и в том числе о работе. — Но слова его звучали мягко, а пальцы коснулись запястья Лестрейда, окончательно опровергая упрек.
— Ты был прав, — сказал Майкрофт, когда Лестрейд наконец-то поднялся с подносом наверх. — Эстебан невиновен. Даже прокурор, который вел дело, в этом убежден. В деле существует запись, доказывающая, что выстрел прозвучал раньше, чем Эстебан пришел к тестю. Она не может по закону считаться полноправной уликой, но она есть. Та самая неопровержимая улика в деле убийства торговца оружием — косметическая палочка с днк Эстебана, которая оказалась в яме с трупом. Очень сомнительно, что он пошел убивать и по дороге вдруг решил почистить уши. Пристала к одежде? Если это так, то она должна была упасть с нее задолго до того, как Эстебан закопал труп. Да и если он не совершал первого убийства, а выстрелы были произведены до его прихода, значит, и оружие покупал кто-то другой. Местонахождение трупа определили с помощью анонимного телефонного звонка, как и принадлежность оружия любовнику Эстебана — Грациани. Анонимным же звонком ранее кто-то сообщил о выстрелах. Далее был звонок якобы от свидетеля о том, что Эстебан прятался в доме на реке. Свидетеля ударили по голове, и он впал в кому. Когда он пришел в себя, его убили, и двух полицейских заодно. В этом убийстве Эстебан тоже числится подозреваемым, но теоретически он был в это время в бегах, и возможности узнать, где содержится свидетель, у него не было. Кроме того, если он невиновен в первых двух убийствах, то зачем ему убивать этого свидетеля? Далее… убийство жены. Она умерла не сразу, на следующий день, и без конца говорила, что она хотела убить Педро, а его «забрали». Значит, в квартире был кто-то еще. Следов там нашли множество, а кроме ее крови также кровь Педро. Возможно, он был ранен и похищен. Потому что у Хоакина точно было алиби на тот момент и, судя по переписке с другом, он Эстебана не видел несколько месяцев еще и не знал, жив ли он вообще.
— Ты что, — обалдело спросил Лестрейд, — весь день перерывал аргентинскую прессу?
— Не прессу, — возразил явно довольный собой Майкрофт. — Я взломал полицейские и судебные архивы. У них там на самом деле черт ногу сломит, некоторые дела до сих пор в компьютер не занесены. Полицейские и судебные архивы, переписку прокурора, который оказался источником того журналиста, почту Хоакина-Грациани, которой он пользовался на тот момент, еще по мелочи кое-что.
— Ну ты даешь!
— От Шерлока сегодня почти ничего не было.
— Ясно. И кто убийца?
— Прокурор полагает, что брат Хоакина, но прямых улик нет. Единственное, чего ему удалось добиться — сместить этого братца с поста генерального прокурора до просто прокурора. Похоже, там борьба не на жизнь, а на смерть.
— Брат?
— К сожалению, не всегда отношения между родственниками бывают безоблачными.
— Майкрофт?
— Что?
— Ты удивительный. Я был уверен, что ты пытаешься устранить своих врагов, а ты занимался оправданием чужих. Спасибо.
Лестрейд подошел к нему.
— Я просто не люблю чего-то не понимать, — сказал Майкрофт. — Не сейчас, — он выставил ладонь.
— Хорошо.
— Нет, не хорошо! — вспыхнул вдруг Майкрофт. — Отвратительно. Ты думаешь только о себе, о своем удовольствии, ты ни на минуту не задумываешься о том, что чувствую я, насколько это мешает МНЕ работать. Я сделал бы это все сегодня гораздо быстрей, если бы целый день…
— Если бы целый день что?.. — тихо спросил Лестрейд.
Майкрофт раздраженно выдохнул.
— Давай договоримся — с этого момента ты предоставлен самому себе, обедаешь без меня, не приближаешься ко мне, не разговариваешь со мной о личном, не флиртуешь, не дразнишь, не провоцируешь и даже не пытаешься поцеловать. Могу я рассчитывать на твое понимание?
— Хорошо. С этого момента и до какого?
— Ни до какого. Насовсем. Если раньше тебе и удалось заставить меня сомневаться в своем решении, то теперь я окончательно убедился, что мне это не нужно.
Майкрофт взял свою чашку, ноутбук и ушел.
Лестрейд бросился в кресло и вздохнул. Конечно, Майк в очередной раз прав — он думал только о себе. За собственное поведение не было стыдно, зато было горько. Нет, правда, о чем он думал вообще? Майку угрожает опасность, и для него сейчас самое главное — сосредоточиться и переиграть врага. А он, Лестрейд… он — терпеливый. Он — подождет.
Глава 21Три дня Лестрейд Майкрофта действительно не трогал. Читал книги, гулял по окрестностям, ходил с Эстебаном на море, играл в шахматы с Хоакином. С Холмсом они едва перекидывались парой слов в день. Лестрейду выдали наконец свой ключ, поэтому они пересекались только случайно или когда Лестрейд предупреждал, куда идет. Вечером Холмс уходил к себе раньше, чем Лестрейд возвращался, а утром выходил из своей комнаты только после того, как Лестрейд спускался вниз. Обед готовил по-прежнему Холмс, но к столу не приглашал, просто оставлял его порцию на плите. Лестрейд уже потихоньку начал свыкаться с происходящим и не думал, что этот порядок будет нарушен до самого их отъезда, когда в воскресенье вечером кое-что произошло.
Днем они с Эстебаном ходили купаться. Не самое лучше время, учитывая, что сегодня как раз стояла жара. Но Эстебан нервничал и зашел за ним сам, Лестрейд тоже нервничал — его нервировали бесконечные шаги Майкрофта наверху, поэтому с удовольствием свалил.
— Что-то случилось? — спросил Лестрейд, когда они оба выползли наконец на камни обсыхать.
Эстебан был чертовски хорош, даже шрамы на его груди и животе выглядели привлекательно. Интересно, Майкрофт действительно нисколько не ревновал?
— У Хоакина неприятности. Его брат, — Эстебан вздохнул, — ужасный человек, большая шишка. Ненавидит его. Все время что-то устраивает. Подговорил как-то жену Хоакина обвинить его в домашнем насилии, свидетелей кого подкупил, кого запугал. Они, слава богу, в конце концов давать показания отказались, да и она напилась в суде. Экспертизу сделали хорошую, доказали, что он не мог так комнату разгромить. В общем, дело развалилось. Потом еще много всего было. Сейчас решил обвинить его в неуплате налогов. Он, конечно, выкрутится. Есть много людей, готовых помочь, лучшие адвокаты. И Хоакин — гений, он сам всегда выстраивает лучшую стратегию. Но как надоело выкручиваться!
— Ага, — согласился Лестрейд.
— Хочется уже спокойной жизни, а все не получается никак. Каждый раз что-то мешает. А у тебя с Леоном как? — вдруг резко поменял тему Эстебан.
— Никак. Мне кажется, что я ему все-таки нравлюсь, но он говорит, что это ему не нужно, попросил его не трогать. Так что я его вижу пару раз в день на пару секунд.
— Я его видел вчера, когда в деревню ходил. Он на крыльце курил сидел. Долго. Полчаса, наверное. Я уже вернулся, а он все еще там.
— Это когда мы с Хоакином в шахматы играли?
— Да, я забыл тебе сказать. Ну, или подумал, что это неважно.
— Угу, неважно.
— Знаешь, однажды Хоакин выставил меня из конторы, сказал, что между нами больше ничего не будет, точнее, вообще ничего не будет, потому что был-то тогда всего один поцелуй. Ему не по возрасту, а я не могу решиться, кого выбрать, его или жену, и все такое. Меня выгнали из партнерства, причем все остальные члены конторы проголосовали против меня, кроме одного…
Он резко замолчал и отвернулся к морю, видно, понял, что опять сказал лишнее.
Лестрейд притворился, что ничего не заметил.
— И? — спросил он.
— Ну, я выдержал несколько дней, — улыбнулся Эстебан. В его голосе слышалось нескрываемое облегчение. — Потом приперся по нахалке обратно. Сначала вообще-то слонялся вокруг конторы, смотрел на окна. Все должны были уже уйти домой, но почему-то задерживались. А я просто понял, что если сейчас не войду туда, если не буду больше видеть Хоакина, работать с ним, то умру. И вошел, — он издал смешок.
— И… что было?
— Ой, было. И это не из разряда «был гнев, но для меня полезный». Минутами я думал, что он меня вообще убьет. А я просто сказал «хочу работать здесь, с тобой, потому что скучал по тебе». Потом я добился собрания. Он-то был уверен, что все проголосуют против, так как на самом деле он хозяин и его решения никто никогда не оспаривал, а если оспаривал, то это же Ги… Хоакин, он кого угодно уговорит. Но я, видимо, тоже кое-чему у него научился. Уговаривал каждого по отдельности прямо при нем, и они сдавались один за другим. Я иногда потом думал, что сам Бог в этот момент вкладывал в меня слова. Я никогда не был в таком ударе в суде, как тут, когда пришлось защищать то, что я чувствовал. Сначала он был против меня, конечно. Только я уже понял, что самое главное — это не отступать. — Он помолчал. — Хотя когда чувствуешь, что для тебя в этих отношениях смысл жизни — фиг отступишь. Сейчас, конечно, уже не так, и слава богу, что не так. Как я его душил тогда своей любовью, своими требованиями… Однако это дало результат. Видимо, в любви тоже бывает разное время: когда наступать, когда отступить. Когда уйти насовсем, а когда и вернуться. Слушай, — он потянулся на соседний валун за майкой, — если мы пробудем здесь еще хоть пару минут, я сгорю, и тогда тебе точно достанется от Хоакина, потому что ты старше и недосмотрел. А когда он в гневе, его лучше обходить ооочень далеко.
Проводив Эстебана до калитки, Лестрейд поднялся к началу лавандового поля. Здесь росли вперемешку лиственные деревья и сосны, и он немного побродил в тени, раскидывая носками сандалий прошлогодние шишки и раздумывая над словами соседа и над вчерашним поступком Майкрофта. Зачем тот сидел на крыльце так долго? Из пачки исчезла только одна сигарета. Может, на самом деле подходил к окну соседской кухни подслушивать?
Лестрейду очень хотелось надеяться, что Майкрофт все же, несмотря на свой собственный запрет, пытался столкнуться с ним, но, наверное, он, Лестрейд, просто ищет в темной комнате кошку, которой нет. Точнее, кота Шредингера — это бы Майкрофту подошло больше. Зачем он, Лестрейд, добивается этих отношений? Ведь и будущее с Майкрофтом — один сплошной кот Шредингера. Характер у него, прямо скажем, отвратительный, и работа - под стать. «Я дерусь, потому что дерусь», или?..
Он спустился к дому и, войдя в заднюю дверь, прислушался. Шагов наверху не было слышно.
— Придурок, — пробормотал Лестрейд. — Готов прыгать от счастья, даже когда знаешь, что он нервничает, только потому, что он есть.
Срочно требовался кофе. Лестрейд распахнул дверь в кухню и застыл — Майкрофт в халате, отрешенно уставившись в потолок, курил, сидя на дальнем конце кухонного стола. Кофемолка стояла на подоконнике. Лестрейд стал протискиваться между ним и Майкрофтом, и тут Майкрофт встал и Лестрейд рукой нечаянно коснулся его живота.
— О! — сказал он, замерев.
— Заткнись! — рассерженно выпалил Майкрофт и, бросив сигарету в раковину, стремительно вышел из кухни.
Лестрейд вздохнул и сполз на пол между подоконником и столом. У Майкрофта Холмса, который настаивал на отсутствии большого физического влечения, был стояк. У Майкрофта Холмса определенно был стояк, и, наверное, сложно было бы ошибиться, предположив, что стояло на него, Лестрейда. Что ж, может быть, поэтому Майкрофт его и отдалил. Возможно, такое и вправду случалось с ним нечасто и тогда действительно могло выбить из колеи.
И что с того? Нормальное решение. Стояк мешает работать. Это Лестрейд и по себе прекрасно знал.
— Майк, придурок, — вырвалось у него. — Что ты делаешь со мной? Что мы делаем оба?
Он вскочил и бросился наверх. Исключительно для того, чтобы увидеть, как Холмс входит в свою комнату и за ним захлопывается дверь. Лестрейд подошел к ней и занес руку, чтобы постучать. Услышал, как заскрипела холмсова кровать, и остановился, ушел к себе. Майкрофт прав — в конце концов, обоюдный стояк и бурные эмоции еще не повод, чтобы переворачивать всю жизнь. Если бы Лестрейд поддавался им всякий раз, он бы уже раз пять был женат и, следуя статистике по незащищенным половым актам, раз сорок бы стал отцом.
Спал он в эту ночь плохо, урывками, и каждый раз ему снился один и тот же сон. Издыхающее чудовище с голубыми глазами, подернутыми пеленой, протягивало к нему скользкие щупальца и не могло дотянуться. Лестрейд знал, что если у того получится, то оно будет спасено. Он сидел в самом углу сарая, за охапкой сена, и никак не мог решиться: спасать чудовище или не спасать.
Насержи привез продукты в семь. Обычно он приезжал около девяти, но в этот раз без предупреждения заявился раньше на два часа.
Холмс уже сидел с ноутбуком на коленях в гостиной, и Лестрейд пошел открывать сам. Насержи был типичным подростком, который подрабатывал, доставляя продукты владельцам особняков, но Лестрейда не покидало ощущение, что что-то ему такое известно. Он высказал это Холмсу еще в первый раз, но тот лишь посмотрел на него одним из своих коронных взглядов — «не вмешивайся».
Теперь Насержи помимо пакетов протянул ему маленькую белую коробочку, перевязанную тоненькой розовой лентой.
— Одетт передала, — пояснил он.
Лестрейд отдал деньги, проводил взглядом скрывшуюся за углом дома спину — Насержи понес пакеты соседям — и пошел наверх.
— Грегори, — устало, тоном «мы же договаривались», сказал Холмс.
Лестрейд поставил на стол подарок:
— От Одетт.
Холмс перевел взгляд на коробочку, потом на него, потом опять на коробочку и вдруг рассмеялся.
— Что такого смешного?
— Ты смотришь на нее так, как будто там может быть бомба. Все в порядке, Грегори. Это мой сын.
Глава 22Должно быть, вид у Лестрейда сделался на редкость глупый. Какой сын? Майкрофт же сказал, что… Или это он подумал, Майкрофт позволил ему думать, а…
— Это пароль, — пояснил Майкрофт, взял коробочку в руки и, открыв, протянул Лестрейду. — Местное лакомство: калиссоны. Миндаль, дынные цукаты и глазурь.
— Пароль? А сын — тоже пароль?
Майкрофт улыбнулся:
— Сын самый настоящий. Живет пока с матерью, но уже закончил парижский университет и работает в компании отчима.
— Я не понимаю. Ты спал с Одетт? У тебя есть сын? Тогда какого черта ты изображал тут со мной?! — Лестрейд ударил кулаком по креслу. — О, представляю, как тебе было смешно!
Он отошел к окну, чтобы не разбить случайно что-нибудь ценное. Например, холмсов ноутбук. Или эту наглую самодовольную рыжую морду. Хотя надо было сразу вниз, сбежать к чертовой матери. Пусть трусость и позор, только бы не видеть ржущего и довольного собой Холмса.
— Грегори, все не так, как ты думаешь. Сядь, пожалуйста. Я не могу с тобой говорить, когда ты стоишь ко мне спиной.
Лестрейд нехотя вернулся на свое место, выцедил:
— Ну и какую сказочку ты мне расскажешь на этот раз?!
Майкрофт покачал головой:
— Это нельзя рассказывать ни одной живой душе, Грегори. Разумеется, те, кто за мной охотится, об этом знают, Тайер был в курсе моей ситуации, и это даже играет мне на руку. Но больше об этом не должен узнать никто другой, в том числе Шерлок.
— Хорошо, — с трудом сдерживая раздражение, пообещал Лестрейд. — Я не скажу ему.
— Я действительно был женат. И Аллан носит мою фамилию. Он родился здесь, в этом коттедже. Это была не самая худшая сделка с моей стороны.
— Сделка?
— Фиктивный брак, Грегори. Моя сокурсница, не Одетт, ее подруга, забеременела. В высшем свете есть семьи, в которых для девушки родить ребенка без отца до сих пор немыслимо, тем более это было больше двадцати лет назад. Кроме того, могли возникнуть подозрения в отношении отца ребенка, женатого человека. Наш род нельзя отнести к высшей аристократии, это так или иначе был мезальянс, однако мы все же дворяне. И, как ты понимаешь, я уже и в юности сам по себе мог представлять определенный интерес. В университете я заканчивал два года за один, учась на двух факультетах одновременно, также к выпуску у меня уже была определенная репутация благодаря нескольким услугам, оказанным правительству в качестве аналитика, об этом стало известно. Мои перспективы всем представлялись блестящими. А что касается Виктории… Такие проблемы, как незапланированная беременность, привычно разрешаются абортами, но Виктория, — он улыбнулся, — из тех людей, кто хочет всего и сразу. И надо сказать, она обычно получает то, что хочет. В данном случае ей хотелось родить ребенка от любимого человека, дать ему приличную фамилию и при этом не лишиться наследства отца. Ко мне обратились с соответствующей просьбой. Я получил повышение статуса и нужные связи в некоторых, весьма узких, кругах. Определенно, это была очень хорошая сделка.
Сделка. И в этом, наверное, весь Холмс.
— Шерлок не знает, что брак был фиктивным. Мама… боюсь, это убьет ее, если она узнает когда-нибудь. Мы с Шерлоком вряд ли произведем на свет наследников. Аллан обожает бабушку, а она его, не вижу смысла разрушать эту идиллию.
— А сладости? Пароль?
— Несколько лет нам с Викторией пришлось прожить в одной квартире, изображая счастливое семейство, и Аллан успел привязаться ко мне. Он очень любит сладости.
— Как и ты.
— Да, у меня есть некоторые слабости, — усмехнулся Майкрофт. — Калиссоны были нашей маленькой праздничной традицией. — Он пододвинул коробочку к Лестрейду. — Ты ел их когда-нибудь? Попробуй.
— Спасибо, — буркнул Лестрейд.
На душе было как-то погано. Он спустился вниз, думая, что не решился задать вопрос: а сам-то Майкрофт насколько был привязан к Аллану? Впрочем, чего он, Лестрейд, от него хочет? Это же Холмс. Даже жениться не мог по-человечески. Обязательно за выгоды какие-то! Лестрейд сварил себе кофе. Он слышал, как Майкрофт ходит наверху, и это опять заставляло нервничать. Зачем тот рассказал ему о семье? Такие вещи ведь не говорят просто так, тем более люди типа Майкрофта. Тогда зачем? Майкрофт ничего никогда не делает без умысла. У него за каждой фразой двойное, тройное дно. Нарочно подчеркнуть лишний раз, какой он бесчувственный? Или объяснить - он уже знает, что такое отношения, поэтому они ему и не нужны? Да, вполне может быть.
Он сделал глоток и скривился — забыл положить сахар. Господи, да что ж такое-то? Ну да, не приближаться, не разговаривать о личном, не целовать… Но Майкрофт ведь сам нарушил договор? Мог ведь совсем ничего не объяснять, ну подумаешь, калиссоны и калиссоны. Значит ли это, что и он, Лестрейд, тоже может его нарушить? Может, но зачем? Майкрофт и так с ума сходит там наверху. А ему нужно работать. А он не может. Он ведь почти проговорился три дня назад, что думал о нем весь день… Ладно, в конце концов, у него будет время в Лондоне, у них будет время в Лондоне. Ага, только если Майка в Швейцарии не убьют. Господи-господи-господи, ты же существуешь? помоги мне, пожалуйста, придумай что-нибудь. Ты же можешь, ну же.
Наверху послышался грохот. Лестрейд бросился на лестницу. Майкрофт сидел с закрытыми глазами в кресле с ноутбуком на коленях, впившись пальцами в подлокотники. На полу в луже из молока и сахара валялись осколки чайного прибора. Бриджи Майкрофта тоже были щедро политы молоком. Метрах в трех лежал чайный столик. Лестрейд поставил его на место, водрузил сверху чудом уцелевшую вазу.
— Майк, — Лестрейд отряхнул от молока веточки лаванды и, положив на столик, присел в соседнее кресло, — я сейчас все уберу. Только объясни мне, что происходит?
— Я не могу, — выдохнул Майкрофт, — я не могу ничего сделать. У меня не получается.
— Что именно у тебя не получается?
Майкрофт протянул ему ноутбук, Лестрейд аккуратно положил его на столик.
— Пытался найти доказательства, — Майкрофт мотнул головой в сторону соседей, — которые помогли бы им вернуться домой. Но ничего не получается. Брат Хоакина, Мигель, пока неуязвим. Будь это в Англии, я бы его достал, но там — нет.
Лестрейд выдохнул.
— Я испугался, что у тебя ничего не получается с Шерлоком. Ну ты и напугал меня, Майк. Забудь о них, занимайся своими делами. Они все выдержат, они вдвоем.
Майкрофт посмотрел на него очень странно:
— Они вдвоем, да.
— Мы тоже можем быть вдвоем, — сказал Лестрейд. — Подожди, — оборвал он, видя, что Майкрофт собирается протестовать, — ты говоришь, что не можешь сосредоточиться из-за меня, но это потому, что ты сомневаешься, потому, что ты не можешь решить окончательно. А ты не можешь решить окончательно, отказываться ли от отношений и секса, пока у тебя не было отношений и секса. Что бы ты ни говорил, фиктивный брак это еще не настоящие отношения. Совместно жить — это еще не отношения. И ты всегда будешь сомневаться, пока не попробуешь. Я уже не говорю о том, что секс чертовски успокаивает, помогает отвлечься, снимает напряжение. Ты занимался спортом. Секс - это куда лучше спорта. Обещаю, тебе точно станет легче.
— Но ведь у тебя, кажется, нет опыта по части мужчин? — Майкрофт спросил это так тихо, что Лестрейд едва расслышал.
— О ради бога, Майк, уж отдрочить правильно я тебе точно сумею! — воскликнул он, приближаясь к его креслу и усаживаясь на корточки. — Мы просто попробуем. Тебе нравилось, когда я обнимал тебя, тебе нравилось, когда я целовал тебя. И это только самое начало, секс всегда может стать лучше.
— Или нет.
— Ладно — или нет, — согласился Лестрейд. — Но у нас обоих сейчас, кажется, спермотоксикоз. Я могу, конечно, стирать руки до мозолей в своей кровати, а ты — в своей, но секс с живым человеком ничем не заменишь, Майк. Возможно, тебя доводит до оргазма политика, но настоящего оргазма ты там точно не испытал. — Он вздохнул и, взяв правую руку Майкрофта в свою, осторожно поцеловал каждый палец. — Ты такой удивительный, Майк. Позволь мне показать, как сильно ты мне нравишься.
Майкрофт отнял руку и прикрыл ее левой с таким видом, как будто боялся, что Лестрейд его чем-то заразит. И улыбнулся кривой улыбкой:
— Так и знал, что ты не перестанешь меня уговаривать.
Лестрейд не стал ссылаться на нарушение договора. Все и так было ясно. Он кивнул, встал, прикидывая объем разрушений, и направился к лестнице, когда услышал вдруг:
— Полагаю, попробовать — это приемлемо, да.
Глава 23— Не сейчас! — это было первое, что сказал Майкрофт, когда Лестрейд повернулся к нему.
— А…
— Ты, кажется, обещал здесь убрать, а мне надо кое-чем заняться.
— Но…
— Обсудим вечером. Погуляй пока. С Эстебаном куда-нибудь сходи.
Лестрейд вернулся со щеткой и тряпкой, Майкрофт увлеченно стучал по клавишам и в его сторону ни разу не посмотрел. Убравшись, Лестрейд спустился вниз, послонялся по кухне, потом сделал чаю и понес наверх. Подвинул столик к Майкрофту. Реакции не дождался. Прошелся пару разу по гостиной, потоптался у окна, отколупнул отстающий кусочек краски с рамы.
— Грегори, ты сейчас даже спиной в моей спине дыру протрешь, — Майкрофт встал и подошел к нему.
Лестрейд развернулся.
— Успокойся, — сказал Майкрофт мягко. — Я не Золушка, чтобы убегать от тебя. — Он протянул руку и легко, костяшками пальцев, коснулся его щеки.
Лестрейд сотрясся всем телом.
Майкрофт взглянул на него удивленно и улыбнулся, тепло и нежно.
— Я редко меняю свои решения. — Чуть подавшись вперед, Майкрофт легко коснулся его губ своими, на мгновение переплел пальцы и шепнул: — Иди.
Лестрейд сбежал с лестницы, не чуя под собой ног. Он едва справился с засовом на двери, выходящей в сад, дошел до лавочки, присел на нее, потом вспомнил, что оставил в кухне сигареты. Вернулся в дом, посмотрел на пачку и, вновь оказавшись на лавочке, понял, что так и забыл ее взять. Поерзал пару секунд, вскочил и пошел в сарай. Упал в сено, перекатился по нему вправо, влево, зарылся лицом. Лег на спину и раскинул руки, и опять перевернулся. Он не знал, чего ему хотелось — то ли обнять весь мир, то ли закрыться от него, закрыть от него их с Майкрофтом вдвоем.
Улыбка Майкрофта стояла у него перед глазами, продолжала дрожать внутри. Он никогда бы не подумал, что Майкрофт вообще может так улыбаться. Так, словно бы ему нравилось смотреть на него, Лестрейда. Словно бы ему очень нравилось смотреть на него.
Боже! Лестрейд ракетой стартовал из сена и помчался к соседям.
Сонный и мрачный Хоакин сидел на улице с ноутбуком за столом, печатал, не попадая по клавишам. Заспанный, зевающий Эстебан высовывался из окна второго этажа. Задрав майку, ухмылялся и эротично обводил пупок. Но Хоакин только поглядывал мельком неодобрительно и снова возвращался к ноутбуку. Эстебан, паршивец, однако и не думал сдаваться — усилил напор. Задрал майку уже до самых сосков, томно проводя по ним кончиками пальцев, другой рукой приспустил трусы.
Заметив, наконец, Лестрейда, который открывал и закрывал рот, не зная, как все это прервать и стоит ли прерывать вообще, Эстебан расхохотался, приветственно помахал рукой и скрылся в окне.
— И вот как с ним жить? — буркнул Хоакин, не отрываясь от экрана, покачал головой. — Он и мертвого с ума сведет, а меня в могилу загонит.
— Он любит тебя, — озвучил очевидное Лестрейд.
— Конечно любит. Только б слушал побольше, если свои мозги растерял, — Хоакин кивнул, прощаясь, прихватил ноутбук и ушел в дом.
Через пару секунд выбежал Эстебан, схватил Лестрейда за руку, потом обнял.
Лестрейд прижал его к себе, смеясь, похлопал по спине:
— Ну ты даешь! В следующий раз зови заранее, чтобы я успел купить билеты в первый ряд.
— Тебе понравилось? Не хочешь устроить такое для Леона? Уверен, что он оценит!
— Презервативы есть?
Эстебан сначала уставился на него сначала в недоумении. Потом на его лице расцвела улыбка понимания.
— Да вагон!
Он снова скрылся в доме. Лестрейд вспомнил, что не спросил про смазку. Он опустился на стул и, распластавшись на столе, положил голову на руки. Интересно, кто из них с Майкрофтом будет это применять? Впрочем, неважно. Он так хотел этого — просто прикоснуться, почувствовать близость. На секунду в памяти всплыла первая встреча, ненависть, страх. Он четко помнил, как все было, и это наполнило его сознанием какой-то небывалой победы, может быть, самой важной из всех.
До него долетел смех. Лестрейд поднял голову и посмотрел налево: Хоакин, с расстегнутым воротником, пытался закрыть окно, Эстебан обнимал его сзади, всячески мешая. Оба казались донельзя довольными. Наконец жалюзи опустились.
Эстебан, со спутанными волосами, припухшими губами, алеющим засосом у основания шеи, спустился через десять минут. Положил на стол две пачки презервативов и выставил сразу три флакона, принялся объяснять.
— Это просто любрикант с антисептическим действием. Это расслабляющий спрей, один-два раза пшикнул перед входом - и вперед. Это обезболивающая смазка. Для первого раза - точно первые два, обезболивающую лучше применять, только если все очень плохо.
— Спасибо, — Лестрейд сгреб флаконы, чувствуя, что каждый из них приближает его к Майку, делает ощущение предстоящей близости почти осязаемым. — Тонкости минета?
— О! — сказал Эстебан, и его улыбка стала еще шире. Но тут же его лицо приняло сосредоточенное выражение: — Во-первых, помни, что доставляет удовольствие тебе. Во-вторых, не настраивайся делать это слишком долго в первый раз. Чередуй втягивание, лизание, сосание, работу рукой и так далее, иначе заболят губы. Не пытайся заглатывать слишком глубоко, ну не в первые двадцать раз. Не стремись проглотить сперму, если ты ее еще никогда не пробовал. Остальное — взрослый мальчик, сам поймешь.
Лестрейд рассмеялся, прикрыл лицо рукой.
— Знаешь, у нас первый раз вообще был без смазки, без презервативов, в сарае похуже, чем этот, в диком холоде, — тихо сказал Эстебан, — но эти воспоминания до сих пор делают меня счастливым.
— Я не уверен, что у нас все не кончится первым разом, — хмыкнул Лестрейд.
— Я уверен, что не кончится. Есть люди, к которым подступиться почти невозможно, потому что если они подпускают, то только тех, кого навсегда. Он позволил тебе подступиться, и я понимаю почему.
Их взгляды встретились. Лестрейд только сейчас заметил, что цвет глаз Эстебана не просто темный, кофейный, но перетекает в зеленый. Он тоже понимал про Хоакина — почему. Вдруг подумалось, что по возрасту Майкрофт ближе к Эстебану, чем к нему, Лестрейду. Первый раз Лестрейд ощутил, что Майкрофт его младше. И это было так странно. Майк всегда вел себя как самый старший и самый знающий, действительно — Большой Брат. Лестрейд только сейчас по-настоящему понял, что они равны.
И ему ужасно захотелось увидеть Майкрофта, несмотря на все его запреты, вотпрямщас. Он благодарно кивнул, прижал к себе флаконы и бросился в сторону своей двери.
В коридоре Лестрейд на мгновение замешкался, размышляя, действительно ли стоит идти наверх. Что если у Майкрофта сейчас самый разгар работы? И вдруг на втором этаже включился телевизор — словно сработал разрешающий сигнал. Лестрейд кинулся туда.
По телевизору шла новостная программа на немецком. Показывали горы, над ними летал вертолет. Майкрофт, спиной к нему, стоял у окна с руками в карманах. Легкий ветерок раздувал опущенные жалюзи. Лестрейду хватило одного взгляда на спину Майкрофта, чтобы понять: что-то изменилось, и явно не в лучшую сторону.
Он застыл, потом бросил флаконы в кресло и сделал шаг к окну. Майкрофт медленно повернулся к нему, и Лестрейд увидел, насколько бледным, почти белым, было его лицо. Сердце, мешая говорить, застряло в горле.
Только и сумел выдавить хриплое:
— Что?
Майкрофт, прямой как струна, сделал шаг в его сторону.
— Самолет Клауса пропал, — тихо сказал он.
Глава 24— Он все-таки полетел в Швейцарию, — сказал Майкрофт и поджал губы. И в этом поджатии губ было и неодобрение, и предвидение ситуации, и бессилие что-либо изменить — и сейчас, и тогда.
Лестрейд подошел к нему и взял за руку. Он почему-то ожидал, что пальцы Майкрофта будут холодными как лед, но обнаружил, что они горячие.
Майкрофт поморщился:
— Рана все еще болит.
— Конечно, она все еще болит, — сказал Лестрейд, не отпуская его руки. — Пойдем, я перевяжу тебя.
Он знал, что сейчас Майкрофт согласится, и тот не сказал «нет».
В его комнату Лестрейд попал впервые. Раньше он только видел ее с порога — Майкрофт не пустил его сюда, даже когда обыскивали дом. Или, по крайней мере, выразил неудовольствие его возможным присутствием настолько явно, что Лестрейд сам не решился зайти. Теперь-то Лестрейд понимал — это была комната Майкрофта еще тогда, когда он жил в этом доме с женой, место настолько личное, что тот просто не мог его сюда пустить. Несмотря на это, обстановка здесь не была какой-то особенной, а простой и вполне современной. Обои в мелкий цветочек. Узкий подоконник со стоящим в квадратной вазе сухим букетом, задернутый новой шторой. Односпальная кровать. Гардероб. Письменный стол со старинным письменным прибором. Над столом в квадратной рамке — потемневшая фотография Черчилля и тут же рядом часы — такие, какие мог бы купить себе в IKEA небогатый молодой человек, решивший наконец отсоединиться от родителей и обзавестись своим домом. В общем, обычная мешанина стилей, которая бывает у временного жилья. Или тогда, когда хозяин сильно занят чем-то другим.
Интересно, как выглядит дом Майкрофта? Джон рассказывал, что в столовой у него стоят рыцари. Наверное, все очень богато и солидно.
— У меня есть сеттер, — сказал Майкрофт, выставляя на стол из комода антисептик и мазь.
— Опять читаешь мысли… У тебя, случаем, не было ведьм в роду?
— Грегори, конечно были. Майкрофт — шотландское имя, — он опустился на кровать и развязал пояс халата, оголяя плечо. Лестрейд сглотнул — это действие было намного более интимным, чем секс.
— Так и не скажешь, что оно означает? — Лестрейд принялся разматывать бинты. На этот раз они, по счастью, отходили легко. Было видно, что рана уже заживает. Он не выдержал и, наклонившись, поцеловал Майкрофта в ключицу. Тот вздрогнул под его губами, но потом на секунду удержал его голову, проведя рукой от шеи до затылка. Лестрейд выдохнул, закрывая глаза, наслаждаясь лаской.
Это было поразительно — Майкрофт никогда не имел отношений, но безошибочно чувствовал, что и как делать с ним.
Лестрейду ужасно хотелось спросить другое, про Клауса, но он понимал, что этого делать нельзя. Не сейчас. Потом Майк скажет сам.
— Как зовут твоего сеттера? — поинтересовался он, нанося мазь.
— Барнеби.
— Как детектива?
— Что?
— Ну, «Убийства в Мидсоммер», ты не смотрел? Конечно же, не смотрел, что за глупость я говорю.
— Вопреки твоему мнению, Грегори, я смотрю фильмы, но детективы… — Майкрофт нахмурился.
— Знаю, знаю, они тебе неинтересны. Ты разгадываешь их задолго до конца.
— Возможно, были исключения. Сеттера так назвала экономка. Он появился в доме в мое отсутствие, и я не видел смысла что-то менять. Ты не сделаешь мне чаю?
Лестрейд улыбнулся:
— Конечно да.
Он сбежал вниз, раздумывая над изменением тона Майкрофта. Чувствовалось, что тот был очень подавлен, словно бы застыл, и слова ему давались с трудом. Интересно, кто подкинул Майкрофту сеттера, уж не Шерлок ли?
Когда он вернулся, Майкрофт сидел в кресле с ноутбуком и смотрел новости, на этот раз - швейцарский канал на французском. Лестрейд поставил поднос на стол и придвинул свое кресло к Майкрофту. Тот выключил звук и уткнулся в работу. Так они, с небольшим перерывом на обед, просидели вместе до сумерек. Майкрофт то листал страницы и читал графики, то включал новости, а Лестрейд смотрел то на него, то в телевизор. Поисковая операция двух членов экипажа и двух пассажиров бизнес-джета владельца немецкого фармацевтического концерна Клауса Штойнера продолжалась, пока в горах не наступила полная темнота.
Около одиннадцати вечера Лестрейд снова пошел делать чай. Майкрофт, похоже, намеревался работать всю ночь. До сих пор они едва перекинулись парой слов, и даже за обедом тот не отрывался от ноута.
Когда Лестрейд вернулся, гостиную освещал лишь экран беззвучно работающего телевизора. Майкрофт стоял у окна и держал в руках пульт. Ветер бешено раздувал занавески и жалюзи за его спиной, похоже, начиналась гроза.
Лестрейд поставил поднос и двинулся к нему. Он был на середине комнаты, когда Майкрофт включил звук.
— Федеральный департамент полиции подтвердил, что обломки принадлежат самолету Клауса Штойнера. Как стало известно, в салоне находились не только сам владелец и его секретарь, но также два пассажира, имена которых установить не удалось. По предварительным данным, все они погибли. Тело Клауса Штойнера было найдено неподалеку от места крушения око...
Телевизор резко выключился, и комната погрузилась в темноту.
— О Майк, — выдохнул Лестрейд. — Что мне сделать для тебя? — спросил он.
— Просто уйди сейчас. Уйди.
Лестрейд кивнул и двинулся к лестнице.
— Нет, постой! — почти выкрикнул Майкрофт. И очень тихо добавил: — Постой.
Они встретились на середине, врезались друг в друга, сплетаясь руками, дыханием, укусами, терзая друг друга губами, зубами, языком.
Лестрейд прижал Майкрофта к стене, головой к картине, стащил халат (под ним ничего не было), навалился, словно хотел навсегда впечататься в это белое, сильное и одновременно изнеженное тело. Майкрофт только застонал коротко, обозначая границы, заставляя временно отступить, когда Лестрейд нечаянно надавил ладонью на больное плечо, но тут же, задыхаясь, притянул сильными цепкими пальцами обратно. Лестрейд не видел в темноте его глаз, но почему-то был уверен, что зрачки Майкрофта сейчас расширены.
Он сбросил шорты, руки Майкрофта шарили под футболкой по его спине. Лестрейд обхватил руками его голову, покрывая короткими поцелуями лицо. Но Майкрофт запротестовал, перехватил его ладони и неожиданно принялся целовать сам. Теперь уже Лестрейд оказался спиной у стены, Майкрофт набросился на него, заламывая руку, агрессивно и больно, до крови, укусил в шею, не слушая протестов, придавил коленом бедро, распорол — до крика — ногтями спину. На миг Лестрейд ощутил ужас и вслед за ним - унизительную беспомощность: казалось, в этом чудовище не было ничего от Майкрофта, лишь хаотическая сила, цунами, которое нельзя было ничем остановить. Но океан отступил мгновенно, Майкрофт обмяк, Лестрейд чувствовал, как того начинает трясти. Пользуясь отпущенной на свободу рукой, он нащупал скользкий от смазки член Майкрофта и принялся в бешеном темпе двигать по нему ладонью.
Майкрофт дергался, задыхался, скулил. Все кончилось за каких-нибудь полминуты. Майкрофт содрогнулся, застонав, теплое семя брызнуло Лестрейду на пальцы и живот, и он, едва не теряя сознание от смешения в мозгу ярких вспышек и абсолютной пустоты, кончил сам. Подхватил обессилевшего Майкрофта, помогая им обоим сползти на пол, уткнул его голову себе в плечо и, слушая сухие короткие всхлипы, гладил по мокрой от пота спине и шептал: «Все будет хорошо. Вот теперь все точно будет хорошо».
URL записиПишется в подарок Dirty Inspector
Фандом: Шерлок, кроссовер с Farsantes (второй канон знать совершенно необязательно)
Название: Тот человек
Автор: Miauka77
Бета: Xenya-m
Пейринг: Грегори Лестрейд/Майкрофт Холмс, Гильермо Грациани/Педро Бегхьо
Жанр: драма, романс
Статус: в процессе
Размер: предполагается миди
Рейтинг: во второй половине NC-17
Саммари: Побег-Прованс-пара соседей – что еще нужно, чтобы жизнь скромного инспектора Скотланд-Ярда изменилась навсегда? Вот только к добру ли?..
Предупреждения: ООС, мат (суровые инспекторы Скотланд-ярда, куда ж без него-то), AU к Farsantes после 57-й серии, смерть второстепенного персонажа
Критика: конструктивная и вежливая приветствуется, особенно если речь о фактических ошибках
Главы 1-7mystrade.diary.ru/p201687932.htm
Главы 8-13
Главы 14-18
Глава 19На этот раз Лестрейду доверили приготовить завтрак и даже одобрили омлет. Ели они вместе на втором этаже, и Лестрейд, пользуясь возможностью, вовсю пялился на Майкрофта. И тут уж, как со всякой влюбленностью, чем больше разглядывал, тем больше привлекательного находил. Холмс и в халате умудрялся быть удивительно элегантным, а неловкое движение рукой – видимо, она все еще болела – казалось очень трогательным. А веснушки… Должно быть, раньше Майкрофт пользовался тональным кремом, чтобы замазывать их, но теперь ему было не до того… Лестрейд всегда западал на веснушки. Они были и у Элизабет.
- Ну что еще? – в конце концов раздраженно спросил Холмс, бросая салфетку, которой только что вытирал рот.
- Мне всегда нравились бледные тонкие губы, - ухмыльнулся Лестрейд. – Особенно такие приятные на вкус…
Майкрофт предсказуемо закатил глаза и сжал губы еще сильнее. Но Лестрейда уже несло, и останавливаться он, кажется, не собирался. Взгляд его скользнул по кольцу, которое вновь было на правой руке.
- У тебя есть кто-нибудь?
- С чего ты взял, что подобные вопросы тебя касаются? – Холмс встал и с раздраженным видом отошел к окну. Его спина вздрагивала.
- Ну, всегда приятнее думать, что кто-то, на кого ты запал, свободен, чем занят.
- И с чего ты считаешь, что у тебя есть какой-то шанс?
Лестрейд хмыкнул.
- Ты всегда отвечаешь вопросами там, где можно было обойтись «да» или «нет»?
- Только там, где заданные вопросы более чем неуместны.
- Ясно, значит, «нет».
Майкрофт развернулся:
- Будь добр, прекрати беседу в подобном тоне.
- Эээ… ну, видишь ли, мне трудно это сделать. Я, как ты уже понял, достаточно озабочен.
- О боже. Что мне нужно сделать, чтобы ты заткнулся и признал, что выражение твоих эмоций в отношении моей персоны неуместно в любом виде?
- Все дело в том, что мне нравятся мои эмоции. Мне нравится быть в тебя влюбленным, - сказал Лестрейд, с удовольствием откусывая от чудесной булочки. – Тебе не нравится, когда в тебя влюблены? Видишь, я веду себя очень скромно.
Холмс фыркнул.
- Да, да, я больше тебя не целую, не нарушаю твое личное пространство, не требую от тебя быть влюбленным в меня. И я уйду, как только ты сядешь работать, и буду приносить тебе бутерброды и кофе, и молчать, чтобы ты меня не замечал. Так что я очень даже полезен. Тебе не нравится, когда тобой восхищаются, говорят, как ты умен, привлекателен, офигителен в своих костюмах, в черных рубашках, бриджах, женских тряпках, в халате? Заметь, ни слова неправды.
Холмса передернуло:
- Ну и какой в этом смысл? Для тебя в этом какой смысл? Чего ты пытаешься от меня добиться? Не можешь же ты всерьез рассчитывать на взаимность? У меня нет потребности в подобных отношениях, и я не мучаюсь скукой настолько, насколько Шерлок, чтобы в моем возрасте идти на сомнительные эксперименты.
- Смысл в чувствах, Майк, - Лестрейд довольно смаковал кофе, наблюдая, как Холмс краснеет. Комплименты явно не были холостым выстрелом. - Влюбленность приносит массу самых лучших ощущений.
- Неужели? Сколько лет ты не замечал, что твоя жена спит со всем колледжем?
- Пытаешься ударить ниже пояса? Не получится. Я уже не был в нее влюблен в эти четыре года.
- Тогда что же тебя удерживало от того, чтобы развестись?
Лестрейд пожал плечами:
- Привычка? Человеку вроде меня после работы очень нужно спокойное, привычное место, куда приходить. И совсем не хочется что-то менять. Мне кажется, тебе это понятно, как никому другому. Ты каждый вечер отправляешься в «Диоген».
- И ты, человек привычки, готов обменять свое спокойствие на эмоции, которые мешают думать, делают слепым, ломают все личные границы?
- Это что, правда тебя удивляет? Ты что, никогда не был влюблен?
- Вероятно, был. Разумеется, я родился таким же, как и все. И у меня была прекрасная возможность пронаблюдать, как эмоции мешают работе ума. Человек влюбляется, перестает соображать, потом его выставляют на посмешище…
- О, так все дело в том, что тебя отвергли!
- Смешно. Никто меня не отвергал. Я просто не мог позволить себе подобной слабости.
Лестрейд в изумлении уставился на него. Холмс, уму которого равный нашелся бы вряд ли, словно говорил чужими словами.
- И ты меня будешь убеждать в пользе влюбленности, - продолжил тот, - когда ее очевидный продукт живет за нашей стеной? Человек, который убил собственного тестя, чтобы защитить любовника, а потом и жену.
- Может, это вышло случайно? Он говорил, что она погибла, но не из-за него. И тестя случайно. И вообще все это очень сомнительно. Ты не мог бы дать мне ноутбук?
- Ты собираешься читать прессу на испанском? Вчера я перевел статью для тебя.
- А, черт. – Лестрейд поднял на Холмса взгляд. – Тебе сейчас срочно надо работать?
- Нет. – Было заметно, как Холмс напрягся. – А что?
- Посиди со мной?
Вместо ответа Холмс только вздохнул и принес ноутбук. Лестрейд подвинул кресло к нему. Теперь они сидели рука об руку, и до Лестрейда доносился запах туалетной воды с древесными нотками, более выраженный, чем вчера. Этот аромат в сочетании с его обладателем за какую-нибудь секунду буквально свел Лестрейда с ума. Древесные ноты Майкрофту очень шли, но до одури захотелось почувствовать и его собственный запах. Однако сейчас для этого был точно неподходящий момент.
- Как рука? – спросил Лестрейд тихо.
- Благодарю, лучше, - чинно ответил Майкрофт.
Где-то через час они наконец нашли то, что было нужно.
- Вот, - сказал Майкрофт, пересказывавший заметки Лестрейду.
Некто Эрнесто Кастро, ссылаясь на источник в прокуратуре, писал, что Педро бросил на месте преступления пистолет со своими отпечатками, да и камера его зафиксировала, а это не вяжется с покупкой оружия, с заранее спланированным преступлением, тем более что оружие вообще было куплено на имя Грациани. Какой идиот захочет защитить любовника и при этом пойдет покупать оружие на его имя?
- Если это состояние аффекта, то почему он пошел туда с оружием, да еще купленным на имя любовника? Если это спланированное преступление, то опять же - почему он пошел туда с оружием, купленным на имя любовника? Почему не тестя? И зачем убивать торговца оружием, если твои отпечатки уже на пистолете?
- Если только торговец не сможет его опознать, а опознает кого-то другого, - согласился Майкрофт.
- По убийству торговца оружием они тут пишут «неоспоримая улика», - перевел Лестрейд через гугл. – Знать бы еще, что за неоспоримая улика…
- Оставь это дело мне, я подумаю.
- Тебе пора работать?
- Нет. Пока нет. Шерлок мне передал информацию утром. Сейчас они спят.
- Тогда… - Лестрейд немного отодвинул кресло - теперь они сидели хотя бы вполоборота.
- Сеанс вопросов? Спрашивай, - величественно сказал Холмс.
- Откуда ты знаешь Клауса? И почему вы с ним столько лет притворялись врагами, если вы друзья?
Майкрофт кивнул:
- Понятный вопрос. Я уже говорил тебе, что мне нравятся гонки всех видов, ты испробовал на себе, как я вожу. Еще учась в институте, я часто на каникулах бывал в Германии, на автодроме под Кельном. Постепенно ко мне присоединились еще несколько молодых людей. Кто-то был старше на пару лет, кто-то младше. Нас всех объединяли гонки и любовь к политике. Впрочем, были среди нас и те, кто не собирался делать карьеру на этом поприще, предпочитая стать промышленниками. В тот год, когда я окончил институт, мы составили что-то вроде студенческого братства – восемь молодых людей, каждый из которых собирался стать очень влиятельным. Мы по глупости, - Холмс на секунду поджал губы, - поклялись друг другу, что дружба между нашими странами, объединение Европы станут для нас приоритетным направлением. Разумеется, сейчас это выглядит полным идиотизмом, но тогда, на волне смены формы и грядущего юридического закрепления и расширения Европейского союза, кучке восторженных юнцов в какой-то из особенно пьяных вечеров это показалось хорошей идеей. - Он резко замолчал.
- То есть ты хотел, чтобы Британия полностью стала частью ЕС? – уточнил Лестрейд. – Слушай, даже мне это не кажется хорошей идеей. Или ты в юности и правда пил до полного неадеквата? Шерлок что, с наркотиками брал пример с тебя?
Майкрофт снова поджал губы.
- Сейчас почти все эти люди стоят за теми, кто занимает ключевые посты в европейской политике. Скажем так: на тот момент я пытался минимизировать ущерб.
- Оу. То есть ты вступил в эту организацию, чтобы шпионить за ними? Ясно. Неудивительно, что за тобой охотятся.
- Называй это, как хочешь. Самое смешное, что почти пятнадцать лет мне действительно удавалось делать вид, что я на стороне объединения и делаю все возможное, чтобы Британия была в ЕС интегрирована полностью. К этому времени в наших рядах наметился предсказуемый раскол, и два человека сами предложили мне пойти против группы, встать на их сторону, - Майкрофт вновь замолчал. Казалось, ему с трудом удается подбирать слова.
- И что же? – подбодрил Лестрейд.
- Оба мертвы. Насколько идеи объединения продолжают придерживаться другие, кроме Тайера, самого влиятельного и самого помешанного на ней, сказать невозможно. Масси всегда казался - и не только мне - колеблющимся, и те двое готовы были поставить на него, но он женат на дочери Тайера и, несмотря на довольно глобальные разногласия между ним и Тайером в других вопросах, непонятно, сможет ли и захочет ли против него пойти. Двое других, независимо от убеждений, наверняка предпочтут сохранить хорошие отношения с Тайером. Последний… слишком тяжело болен, чтобы вообще участвовать в подобных делах.
- Те двое – это работа Тайера?
- По всей видимости, да.
- Ясно. Что случилось десять лет назад?
- Десять лет назад меня предал один из моих людей, весьма умный молодой человек, но слишком амбициозный. Я бы не взял его к себе без должной проверки, но, к сожалению, он был тогда только что навязан мне некими высокопоставленными лицами, и я не успел вывести его из строя.
- Должная проверка? Это в том духе, что ты мне устраивал? – хмыкнул Лестрейд.
- Ты про склад? Сомневаюсь, что это можно вообще назвать проверкой.
- Не только про склад. Например, про Кельн и вчерашнее.
- Тебя бессмысленно проверять. Я и так знаю, что ты не уйдешь.
- Из-за того, что я в тебя втрескался? Ты, кстати, давно это заметил? Перед Кельном?
- В Кельне, - подумав, ответил Холмс, - когда ты ко мне в соборе не подошел. Но потом ты развеял мои предположения в прах своей запиской.
- Ну, это у меня сейчас при мысли о тебе начинается стояк, а тогда я тебя терпеть не мог. Так с чего ты взял, что я не уйду?
- Грегори, будь добр, не отвлекай меня, если хочешь услышать продолжение, - неодобрительно сказал Майкрофт.
- Ок, спрошу в другой раз, - хмыкнул Лестрейд. – Так что с тем предавшим тебя молодым человеком?
- С предавшим меня молодым человеком уже ничего, - спокойно ответил Холмс. – Последствия для Британии нам удалось минимизировать, а вот копии подписанных мною документов, которые давали основания предполагать, что я против объединения, легли на стол Тайера. С тех пор я для него враг номер один.
- Это из-за него сейчас?..
- Нет, мои британские противники по-своему тоже за то, чтобы Британия вышла из ЕС, но, безусловно, они с Тайером нашли друг друга. Он, видимо, не столько рассчитывает на перспективы, которые откроются после моего исчезновения, сколько пытается свести личные счеты.
- Понятно. И каким боком ко всему этому Клаус?
- Клаус тоже состоит в братстве. Он присоединился к нам несколько позже. В молодости он был автогонщиком, но потом попал в аварию, и ему пришлось выбрать нечто менее авантюрное. Он выучился на врача и стал, как он выражается, штопать неудачников вроде себя. Клаус не политик, а предприниматель, но он владелец бизнес-империи и, если бы захотел, то стал бы влиятельнее Тайера. Идея все большего единения Европы поначалу соответствовала и его интересам, однако он вскоре понял, что к чему. Мы были с ним дружны еще до его присоединения к группе, позднее, когда меня перестали приглашать на встречи, он стал моими глазами и ушами. Я предвидел, что меня могут раскрыть, поэтому мы заранее сделали вид, что кое-что не поделили.
- А что с тем, что его выманили?
Майкрофт закатил глаза:
- Романтическая мелодрама. В юности Клаус переспал с одной особой, его отец решил, что Клаусу даже не стоит знать, что она беременна. Однако после смерти отца Клаус узнал, что у него есть дочь. Только где она, совершенно неизвестно. Пару лет назад некая девица вышла с ним на связь, сообщив, что его дочь – это она, однако когда Клаус приехал к ней, его ранили и едва не убили. Он спасся чудом.
- Опять Тайер?
- Мы подозреваем, что он мог стоять за этим. И у Масси, видимо, тоже были такие подозрения, он предупреждал об опасности весьма прозрачно. Поэтому Клаус и верит ему, считает, что он не на стороне Тайера. Тем более что с дочерью у Тайера не самые лучшие отношения. Однако когда-нибудь его империю получит именно она.
- Как все сложно, Майк, - вздохнул Лестрейд. – Я всегда понимал, что политика – это сложно, но даже не задумывался о том, как тебе может быть тяжело.
- Мне не тяжело, - снисходительно улыбнулся Майкрофт. – Это такая же профессия, как любая другая. В ней можно быть неуклюжим новичком или мастером-профессионалом. А можно создавать стандарты. На самом верху всегда легче, особенно если ты лучший. А я лучший.
Лестрейд улыбнулся:
- Знаешь, я как-то не сомневаюсь в этом. А что такое ты мне должен будешь сказать рано или поздно?
На этот раз взгляд Майкрофта сделался жестким:
- Не сейчас.
- Ладно.
- Предлагаю закончить беседу. Мне нужно кое-что сделать до того, как Шерлок выйдет на связь.
- Ок.
Майкрофт внимательно посмотрел на него:
- Ты что-то еще хотел спросить.
- Да, - сказал Лестрейд.
«Что ты сделаешь, если я тебя поцелую? Как ты пахнешь? Стонешь ли ты, когда занимаешься сексом, и если нет, то что заставит тебя застонать?».
- Майкрофт, - позвал он.
- Да? – спросил тот.
Лестрейд не выдержал, встал, сделал шаг вперед и сел на подлокотник кресла Майкрофта. Тот наблюдал за ним, не делая попытки отодвинуться. Лестрейд наклонился, осторожно положив руку ему на спину, и легко прикоснулся губами к губам.
Майкрофт молчал. Выражение его лица было абсолютно непроницаемым.
- Господи. Чудовище, что ты делаешь со мной? – пробормотал Лестрейд.
Майкрофт не сделал ни единого движения, словно бы даже и не дышал.
- Ну ладно, молчание – знак согласия, - громко сказал Лестрейд и, в глубине души отчаянно труся, с самым решительным видом поцеловал Майкрофта вновь.
Глава 20На этот раз губы Майкрофта раскрылись, и язык Лестрейда пошел уже знакомой дорогой. Однако прошла целая вечность, прежде чем Майкрофт наконец ответил по-настоящему. Его рука слегка сжала плечо Лестрейда, потом переместилась на затылок, притягивая ближе, язык несколько раз коснулся его языка. Но все это так осторожно, так несмело: не то он, Лестрейд, был хрустальный, не то собирался укусить.
— Майк, ну что ты? — сказал он, когда они прервались глотнуть воздуха. — Первый раз, что ли? Сильнее уже…
И вдруг по расширившимся мгновенно глазам, по застывшему выражению лица понял, что угадал…
— О черт! Прости, я не думал, что…
— Я… Мне это никогда не нужно было, — растерянно пробормотал Майкрофт.
— Ясно, иди сюда, — Лестрейд втиснулся в кресло и прижал Майкрофта к себе, напряженная спина вздрагивала под его руками. Он стал поглаживать ее, чувствуя, как Майкрофта потихоньку отпускает. — Почему ты сразу не сказал?
— Грегори, ты правда считаешь, что об этом возможно говорить? - уткнувшись носом в воротник его майки, с горькой иронией спросил тот. - Может быть, мне еще табличку надо было на лоб повесить: «Я — девственник»? Я даже в объятии ни с кем так никогда не сидел, как сейчас с тобой. С матерью в последний раз в шесть лет.
Лестрейд хмыкнул:
— Да уж. Если бы я не был без ума от тебя, я бы, пожалуй, почувствовал себя польщенным. И мне так нравится, как ты произносишь это — «Греегори».
— У меня действительно не возникало такой потребности. Разве что в юности когда-то давно. Но я, честно говоря, не помню.
— Ты не обязан мне ничего объяснять.
— Я к тому, что я продолжаю сомневаться, нужно ли мне это сейчас. У меня никогда не было большого физического влечения.
— Я понимаю. Тебе дать время, чтобы разобраться?
— А ты примешь отказ?
— Я что, действительно похож на насильника? Конечно приму.
— Но не перестанешь меня уговаривать?
— Я не знаю, Майк, — Лестрейд ухмыльнулся. — Ты для меня сейчас как морковка перед носом у осла.
— Такое положение не будет вечным.
— Нет, не будет. И это мне не нравится. В смысле, что ты не будешь вечно приходить в Скотланд-Ярд и вытаскивать меня оттуда для важных заданий, которые я с блеском провалю.
Он уткнулся в шею Майкрофта, втягивая носом аромат его кожи, и услышал глухое:
— Нет, не буду.
В этих словах Лестрейду почудился какой-то очень нехороший оттенок. Слишком напоминающий уже проскальзывавшие «если я вернусь».
— Майк, возьми меня в Швейцарию, — попросил он.
— Не могу.
— Почему? Ведь наверняка есть куча мест, где пограничного контроля нет, и…
— Дело не в этом.
— Я сделаю тебя более заметным?
— Грегори, о Швейцарии мы не будем говорить. У нас впереди — больше недели.
— А потом?
— А потом… встретимся в Лондоне. Мне надо работать. Я был бы признателен, если бы ты сделал мне чашку чая.
Тон Майкрофта был неубедителен даже для маленького ребенка. Но «у нас впереди — больше недели» грело, пока Грег бестолково слонялся по дому, потом - по саду, в ожидании, когда Майкрофт закончит дела. Потом надоело и это. В большой гостиной была мебель в чехлах с цветочным рисунком, здесь все выглядело явно дороже, чем наверху. А еще тоскливее. Словно все покрыли однотонным серым цветом. Или это потому, что Майк был наверху, а не здесь? Зато здесь обнаружился книжный шкаф, а в нем отыскался Диккенс.
Лестрейд с удовольствием перечитал «Рождественскую историю», потом Майкрофт позвал его, вновь попросил сделать чаю. Работал Майкрофт напряженно, Лестрейда будто не замечал. Но часов в семь вдруг неожиданно спустился вниз, в кухню, принялся шуметь. Лестрейда прогнал, но вскоре запахло мясом. Потом Майкрофт пришел в гостиную, бросил: «Дожарь, пожалуйста», - и ушел. Лестрейд, конечно, дожарил, но Майкрофт так и не спустился, а на предложение принести еду наверх отмахнулся.
Уже стемнело, когда Лестрейд вышел в сад. Он сделал круг до калитки и обратно, но что-то словно магнитом притягивало его к соседской половине. Из кухонного окна на дорожку падала полоска света, которую то и дело перекрывали двигающиеся тени. Лестрейд замедлил шаг, стараясь идти неслышно. Он уже знал, что увидит. Окно до середины было опущено и закрыто жалюзи, а от середины…
На этот раз снизу был Хоакин. Он наклонился над кухонным столом, сжимая в руке очки. Эстебан в серой мокрой майке раздвигал его чуть полноватые ягодицы, вставлял понятно куда вымазанный белым кремом член, шептал что-то нежное. Вошел сразу почти до конца, Хоакин на выдохе издал не то стон, не то хрип. Эстебан погладил его по потной спине, наклонился, поцеловал в ухо, в шею. Они начали двигаться, и Лестрейд ушел. Добрел до сарая и там в сене отдрочил себе, представляя то только что увиденное, то как Майкрофт приходит к нему сюда, ложится рядом, целует. Картинки мелькали цветными яркими пятнами, и сам он чувствовал себя как в бреду, который бывает при высокой температуре. Да, он был болен, его болезнь звалась Майкрофт Холмс, и он сильно сомневался, что ее можно легко излечить.
Майкрофт курил на крыльце. Лестрейд сначала разволновался, когда тот ему не открыл заднюю дверь, потом обошел кругом — посмотреть, есть ли свет, и увидел его. Почему-то до этого ему и в голову не приходило, что Майкрофт может курить. Это представлялось совершенно несовместимым с самим Майкрофтом, но тем не менее, если бы Лестрейд мог влюбиться в него еще больше, то это произошло бы сейчас. Он подошел к Майкрофту, вынул у него из рук сигарету, сделал затяжку, а потом поцеловал, медленно, смакуя вкус Майкрофта, смешанный со вкусом табака. Майкрофт отвечал сильнее, смелее, чем днем, и это получился очень хороший поцелуй, прямо такой как надо, жаль только, что пришлось прерываться из-за сигареты, тлеющей в пальцах.
— Ты так бросаешь курить? — поинтересовался Майкрофт, аккуратно вынимая ее и затягиваясь.
— Тебе не нравится способ?
Майкрофт задумался, словно прислушиваясь к себе:
— Пожалуй, нравится.
Лестрейд расцвел.
— Пойдем, мне нужно кое-что тебе показать, — сказал Майкрофт и слегка дотронулся до его руки. Потом втянул носом и посмотрел на него.
— Извини, — потупился Лестрейд.
— Твое… общение с самим собой меня не касается.
— Я думал о тебе, — вышло как-то пошло, и Лестрейд нашел способ исправить ситуацию: ухмыльнулся. — Не смог удержаться. И вообще, там очень хорошее сено, подходящее.
— Избавь меня от подробностей, пожалуйста. — Они вошли внутрь. — Мне хватает уже соседей, выставляющих свою интимную жизнь напоказ.
— А, так ты тоже их видел, — продолжал ухмыляться Лестрейд.
— Я их слышал. Будь добр, сделай нам чаю и приходи наверх.
Лестрейд колдовал в кухне и улыбался, думая про эти командирские нотки Майкрофта. Вечность бы слушал. Он все еще словно ощущал вкус поцелуя на своих губах. Неужели Майкрофт действительно сможет сказать «нет»? Конечно сможет, это ведь его ледяное величество. И потом, ведь это уже не о просто перепихнуться, это об отношениях фактически.
«Боже, веду себя как школьник, у которого первая любовь». Лестрейд прислонился затылком к холодильнику, закрыл глаза.
— Ну что такое? — спустился вниз потерявший терпение Майкрофт. — Вот именно это я и имел в виду, когда говорил об эмоциях, Грегори. Ты забываешь обо всем, и в том числе о работе. — Но слова его звучали мягко, а пальцы коснулись запястья Лестрейда, окончательно опровергая упрек.
— Ты был прав, — сказал Майкрофт, когда Лестрейд наконец-то поднялся с подносом наверх. — Эстебан невиновен. Даже прокурор, который вел дело, в этом убежден. В деле существует запись, доказывающая, что выстрел прозвучал раньше, чем Эстебан пришел к тестю. Она не может по закону считаться полноправной уликой, но она есть. Та самая неопровержимая улика в деле убийства торговца оружием — косметическая палочка с днк Эстебана, которая оказалась в яме с трупом. Очень сомнительно, что он пошел убивать и по дороге вдруг решил почистить уши. Пристала к одежде? Если это так, то она должна была упасть с нее задолго до того, как Эстебан закопал труп. Да и если он не совершал первого убийства, а выстрелы были произведены до его прихода, значит, и оружие покупал кто-то другой. Местонахождение трупа определили с помощью анонимного телефонного звонка, как и принадлежность оружия любовнику Эстебана — Грациани. Анонимным же звонком ранее кто-то сообщил о выстрелах. Далее был звонок якобы от свидетеля о том, что Эстебан прятался в доме на реке. Свидетеля ударили по голове, и он впал в кому. Когда он пришел в себя, его убили, и двух полицейских заодно. В этом убийстве Эстебан тоже числится подозреваемым, но теоретически он был в это время в бегах, и возможности узнать, где содержится свидетель, у него не было. Кроме того, если он невиновен в первых двух убийствах, то зачем ему убивать этого свидетеля? Далее… убийство жены. Она умерла не сразу, на следующий день, и без конца говорила, что она хотела убить Педро, а его «забрали». Значит, в квартире был кто-то еще. Следов там нашли множество, а кроме ее крови также кровь Педро. Возможно, он был ранен и похищен. Потому что у Хоакина точно было алиби на тот момент и, судя по переписке с другом, он Эстебана не видел несколько месяцев еще и не знал, жив ли он вообще.
— Ты что, — обалдело спросил Лестрейд, — весь день перерывал аргентинскую прессу?
— Не прессу, — возразил явно довольный собой Майкрофт. — Я взломал полицейские и судебные архивы. У них там на самом деле черт ногу сломит, некоторые дела до сих пор в компьютер не занесены. Полицейские и судебные архивы, переписку прокурора, который оказался источником того журналиста, почту Хоакина-Грациани, которой он пользовался на тот момент, еще по мелочи кое-что.
— Ну ты даешь!
— От Шерлока сегодня почти ничего не было.
— Ясно. И кто убийца?
— Прокурор полагает, что брат Хоакина, но прямых улик нет. Единственное, чего ему удалось добиться — сместить этого братца с поста генерального прокурора до просто прокурора. Похоже, там борьба не на жизнь, а на смерть.
— Брат?
— К сожалению, не всегда отношения между родственниками бывают безоблачными.
— Майкрофт?
— Что?
— Ты удивительный. Я был уверен, что ты пытаешься устранить своих врагов, а ты занимался оправданием чужих. Спасибо.
Лестрейд подошел к нему.
— Я просто не люблю чего-то не понимать, — сказал Майкрофт. — Не сейчас, — он выставил ладонь.
— Хорошо.
— Нет, не хорошо! — вспыхнул вдруг Майкрофт. — Отвратительно. Ты думаешь только о себе, о своем удовольствии, ты ни на минуту не задумываешься о том, что чувствую я, насколько это мешает МНЕ работать. Я сделал бы это все сегодня гораздо быстрей, если бы целый день…
— Если бы целый день что?.. — тихо спросил Лестрейд.
Майкрофт раздраженно выдохнул.
— Давай договоримся — с этого момента ты предоставлен самому себе, обедаешь без меня, не приближаешься ко мне, не разговариваешь со мной о личном, не флиртуешь, не дразнишь, не провоцируешь и даже не пытаешься поцеловать. Могу я рассчитывать на твое понимание?
— Хорошо. С этого момента и до какого?
— Ни до какого. Насовсем. Если раньше тебе и удалось заставить меня сомневаться в своем решении, то теперь я окончательно убедился, что мне это не нужно.
Майкрофт взял свою чашку, ноутбук и ушел.
Лестрейд бросился в кресло и вздохнул. Конечно, Майк в очередной раз прав — он думал только о себе. За собственное поведение не было стыдно, зато было горько. Нет, правда, о чем он думал вообще? Майку угрожает опасность, и для него сейчас самое главное — сосредоточиться и переиграть врага. А он, Лестрейд… он — терпеливый. Он — подождет.
Глава 21Три дня Лестрейд Майкрофта действительно не трогал. Читал книги, гулял по окрестностям, ходил с Эстебаном на море, играл в шахматы с Хоакином. С Холмсом они едва перекидывались парой слов в день. Лестрейду выдали наконец свой ключ, поэтому они пересекались только случайно или когда Лестрейд предупреждал, куда идет. Вечером Холмс уходил к себе раньше, чем Лестрейд возвращался, а утром выходил из своей комнаты только после того, как Лестрейд спускался вниз. Обед готовил по-прежнему Холмс, но к столу не приглашал, просто оставлял его порцию на плите. Лестрейд уже потихоньку начал свыкаться с происходящим и не думал, что этот порядок будет нарушен до самого их отъезда, когда в воскресенье вечером кое-что произошло.
Днем они с Эстебаном ходили купаться. Не самое лучше время, учитывая, что сегодня как раз стояла жара. Но Эстебан нервничал и зашел за ним сам, Лестрейд тоже нервничал — его нервировали бесконечные шаги Майкрофта наверху, поэтому с удовольствием свалил.
— Что-то случилось? — спросил Лестрейд, когда они оба выползли наконец на камни обсыхать.
Эстебан был чертовски хорош, даже шрамы на его груди и животе выглядели привлекательно. Интересно, Майкрофт действительно нисколько не ревновал?
— У Хоакина неприятности. Его брат, — Эстебан вздохнул, — ужасный человек, большая шишка. Ненавидит его. Все время что-то устраивает. Подговорил как-то жену Хоакина обвинить его в домашнем насилии, свидетелей кого подкупил, кого запугал. Они, слава богу, в конце концов давать показания отказались, да и она напилась в суде. Экспертизу сделали хорошую, доказали, что он не мог так комнату разгромить. В общем, дело развалилось. Потом еще много всего было. Сейчас решил обвинить его в неуплате налогов. Он, конечно, выкрутится. Есть много людей, готовых помочь, лучшие адвокаты. И Хоакин — гений, он сам всегда выстраивает лучшую стратегию. Но как надоело выкручиваться!
— Ага, — согласился Лестрейд.
— Хочется уже спокойной жизни, а все не получается никак. Каждый раз что-то мешает. А у тебя с Леоном как? — вдруг резко поменял тему Эстебан.
— Никак. Мне кажется, что я ему все-таки нравлюсь, но он говорит, что это ему не нужно, попросил его не трогать. Так что я его вижу пару раз в день на пару секунд.
— Я его видел вчера, когда в деревню ходил. Он на крыльце курил сидел. Долго. Полчаса, наверное. Я уже вернулся, а он все еще там.
— Это когда мы с Хоакином в шахматы играли?
— Да, я забыл тебе сказать. Ну, или подумал, что это неважно.
— Угу, неважно.
— Знаешь, однажды Хоакин выставил меня из конторы, сказал, что между нами больше ничего не будет, точнее, вообще ничего не будет, потому что был-то тогда всего один поцелуй. Ему не по возрасту, а я не могу решиться, кого выбрать, его или жену, и все такое. Меня выгнали из партнерства, причем все остальные члены конторы проголосовали против меня, кроме одного…
Он резко замолчал и отвернулся к морю, видно, понял, что опять сказал лишнее.
Лестрейд притворился, что ничего не заметил.
— И? — спросил он.
— Ну, я выдержал несколько дней, — улыбнулся Эстебан. В его голосе слышалось нескрываемое облегчение. — Потом приперся по нахалке обратно. Сначала вообще-то слонялся вокруг конторы, смотрел на окна. Все должны были уже уйти домой, но почему-то задерживались. А я просто понял, что если сейчас не войду туда, если не буду больше видеть Хоакина, работать с ним, то умру. И вошел, — он издал смешок.
— И… что было?
— Ой, было. И это не из разряда «был гнев, но для меня полезный». Минутами я думал, что он меня вообще убьет. А я просто сказал «хочу работать здесь, с тобой, потому что скучал по тебе». Потом я добился собрания. Он-то был уверен, что все проголосуют против, так как на самом деле он хозяин и его решения никто никогда не оспаривал, а если оспаривал, то это же Ги… Хоакин, он кого угодно уговорит. Но я, видимо, тоже кое-чему у него научился. Уговаривал каждого по отдельности прямо при нем, и они сдавались один за другим. Я иногда потом думал, что сам Бог в этот момент вкладывал в меня слова. Я никогда не был в таком ударе в суде, как тут, когда пришлось защищать то, что я чувствовал. Сначала он был против меня, конечно. Только я уже понял, что самое главное — это не отступать. — Он помолчал. — Хотя когда чувствуешь, что для тебя в этих отношениях смысл жизни — фиг отступишь. Сейчас, конечно, уже не так, и слава богу, что не так. Как я его душил тогда своей любовью, своими требованиями… Однако это дало результат. Видимо, в любви тоже бывает разное время: когда наступать, когда отступить. Когда уйти насовсем, а когда и вернуться. Слушай, — он потянулся на соседний валун за майкой, — если мы пробудем здесь еще хоть пару минут, я сгорю, и тогда тебе точно достанется от Хоакина, потому что ты старше и недосмотрел. А когда он в гневе, его лучше обходить ооочень далеко.
Проводив Эстебана до калитки, Лестрейд поднялся к началу лавандового поля. Здесь росли вперемешку лиственные деревья и сосны, и он немного побродил в тени, раскидывая носками сандалий прошлогодние шишки и раздумывая над словами соседа и над вчерашним поступком Майкрофта. Зачем тот сидел на крыльце так долго? Из пачки исчезла только одна сигарета. Может, на самом деле подходил к окну соседской кухни подслушивать?
Лестрейду очень хотелось надеяться, что Майкрофт все же, несмотря на свой собственный запрет, пытался столкнуться с ним, но, наверное, он, Лестрейд, просто ищет в темной комнате кошку, которой нет. Точнее, кота Шредингера — это бы Майкрофту подошло больше. Зачем он, Лестрейд, добивается этих отношений? Ведь и будущее с Майкрофтом — один сплошной кот Шредингера. Характер у него, прямо скажем, отвратительный, и работа - под стать. «Я дерусь, потому что дерусь», или?..
Он спустился к дому и, войдя в заднюю дверь, прислушался. Шагов наверху не было слышно.
— Придурок, — пробормотал Лестрейд. — Готов прыгать от счастья, даже когда знаешь, что он нервничает, только потому, что он есть.
Срочно требовался кофе. Лестрейд распахнул дверь в кухню и застыл — Майкрофт в халате, отрешенно уставившись в потолок, курил, сидя на дальнем конце кухонного стола. Кофемолка стояла на подоконнике. Лестрейд стал протискиваться между ним и Майкрофтом, и тут Майкрофт встал и Лестрейд рукой нечаянно коснулся его живота.
— О! — сказал он, замерев.
— Заткнись! — рассерженно выпалил Майкрофт и, бросив сигарету в раковину, стремительно вышел из кухни.
Лестрейд вздохнул и сполз на пол между подоконником и столом. У Майкрофта Холмса, который настаивал на отсутствии большого физического влечения, был стояк. У Майкрофта Холмса определенно был стояк, и, наверное, сложно было бы ошибиться, предположив, что стояло на него, Лестрейда. Что ж, может быть, поэтому Майкрофт его и отдалил. Возможно, такое и вправду случалось с ним нечасто и тогда действительно могло выбить из колеи.
И что с того? Нормальное решение. Стояк мешает работать. Это Лестрейд и по себе прекрасно знал.
— Майк, придурок, — вырвалось у него. — Что ты делаешь со мной? Что мы делаем оба?
Он вскочил и бросился наверх. Исключительно для того, чтобы увидеть, как Холмс входит в свою комнату и за ним захлопывается дверь. Лестрейд подошел к ней и занес руку, чтобы постучать. Услышал, как заскрипела холмсова кровать, и остановился, ушел к себе. Майкрофт прав — в конце концов, обоюдный стояк и бурные эмоции еще не повод, чтобы переворачивать всю жизнь. Если бы Лестрейд поддавался им всякий раз, он бы уже раз пять был женат и, следуя статистике по незащищенным половым актам, раз сорок бы стал отцом.
Спал он в эту ночь плохо, урывками, и каждый раз ему снился один и тот же сон. Издыхающее чудовище с голубыми глазами, подернутыми пеленой, протягивало к нему скользкие щупальца и не могло дотянуться. Лестрейд знал, что если у того получится, то оно будет спасено. Он сидел в самом углу сарая, за охапкой сена, и никак не мог решиться: спасать чудовище или не спасать.
Насержи привез продукты в семь. Обычно он приезжал около девяти, но в этот раз без предупреждения заявился раньше на два часа.
Холмс уже сидел с ноутбуком на коленях в гостиной, и Лестрейд пошел открывать сам. Насержи был типичным подростком, который подрабатывал, доставляя продукты владельцам особняков, но Лестрейда не покидало ощущение, что что-то ему такое известно. Он высказал это Холмсу еще в первый раз, но тот лишь посмотрел на него одним из своих коронных взглядов — «не вмешивайся».
Теперь Насержи помимо пакетов протянул ему маленькую белую коробочку, перевязанную тоненькой розовой лентой.
— Одетт передала, — пояснил он.
Лестрейд отдал деньги, проводил взглядом скрывшуюся за углом дома спину — Насержи понес пакеты соседям — и пошел наверх.
— Грегори, — устало, тоном «мы же договаривались», сказал Холмс.
Лестрейд поставил на стол подарок:
— От Одетт.
Холмс перевел взгляд на коробочку, потом на него, потом опять на коробочку и вдруг рассмеялся.
— Что такого смешного?
— Ты смотришь на нее так, как будто там может быть бомба. Все в порядке, Грегори. Это мой сын.
Глава 22Должно быть, вид у Лестрейда сделался на редкость глупый. Какой сын? Майкрофт же сказал, что… Или это он подумал, Майкрофт позволил ему думать, а…
— Это пароль, — пояснил Майкрофт, взял коробочку в руки и, открыв, протянул Лестрейду. — Местное лакомство: калиссоны. Миндаль, дынные цукаты и глазурь.
— Пароль? А сын — тоже пароль?
Майкрофт улыбнулся:
— Сын самый настоящий. Живет пока с матерью, но уже закончил парижский университет и работает в компании отчима.
— Я не понимаю. Ты спал с Одетт? У тебя есть сын? Тогда какого черта ты изображал тут со мной?! — Лестрейд ударил кулаком по креслу. — О, представляю, как тебе было смешно!
Он отошел к окну, чтобы не разбить случайно что-нибудь ценное. Например, холмсов ноутбук. Или эту наглую самодовольную рыжую морду. Хотя надо было сразу вниз, сбежать к чертовой матери. Пусть трусость и позор, только бы не видеть ржущего и довольного собой Холмса.
— Грегори, все не так, как ты думаешь. Сядь, пожалуйста. Я не могу с тобой говорить, когда ты стоишь ко мне спиной.
Лестрейд нехотя вернулся на свое место, выцедил:
— Ну и какую сказочку ты мне расскажешь на этот раз?!
Майкрофт покачал головой:
— Это нельзя рассказывать ни одной живой душе, Грегори. Разумеется, те, кто за мной охотится, об этом знают, Тайер был в курсе моей ситуации, и это даже играет мне на руку. Но больше об этом не должен узнать никто другой, в том числе Шерлок.
— Хорошо, — с трудом сдерживая раздражение, пообещал Лестрейд. — Я не скажу ему.
— Я действительно был женат. И Аллан носит мою фамилию. Он родился здесь, в этом коттедже. Это была не самая худшая сделка с моей стороны.
— Сделка?
— Фиктивный брак, Грегори. Моя сокурсница, не Одетт, ее подруга, забеременела. В высшем свете есть семьи, в которых для девушки родить ребенка без отца до сих пор немыслимо, тем более это было больше двадцати лет назад. Кроме того, могли возникнуть подозрения в отношении отца ребенка, женатого человека. Наш род нельзя отнести к высшей аристократии, это так или иначе был мезальянс, однако мы все же дворяне. И, как ты понимаешь, я уже и в юности сам по себе мог представлять определенный интерес. В университете я заканчивал два года за один, учась на двух факультетах одновременно, также к выпуску у меня уже была определенная репутация благодаря нескольким услугам, оказанным правительству в качестве аналитика, об этом стало известно. Мои перспективы всем представлялись блестящими. А что касается Виктории… Такие проблемы, как незапланированная беременность, привычно разрешаются абортами, но Виктория, — он улыбнулся, — из тех людей, кто хочет всего и сразу. И надо сказать, она обычно получает то, что хочет. В данном случае ей хотелось родить ребенка от любимого человека, дать ему приличную фамилию и при этом не лишиться наследства отца. Ко мне обратились с соответствующей просьбой. Я получил повышение статуса и нужные связи в некоторых, весьма узких, кругах. Определенно, это была очень хорошая сделка.
Сделка. И в этом, наверное, весь Холмс.
— Шерлок не знает, что брак был фиктивным. Мама… боюсь, это убьет ее, если она узнает когда-нибудь. Мы с Шерлоком вряд ли произведем на свет наследников. Аллан обожает бабушку, а она его, не вижу смысла разрушать эту идиллию.
— А сладости? Пароль?
— Несколько лет нам с Викторией пришлось прожить в одной квартире, изображая счастливое семейство, и Аллан успел привязаться ко мне. Он очень любит сладости.
— Как и ты.
— Да, у меня есть некоторые слабости, — усмехнулся Майкрофт. — Калиссоны были нашей маленькой праздничной традицией. — Он пододвинул коробочку к Лестрейду. — Ты ел их когда-нибудь? Попробуй.
— Спасибо, — буркнул Лестрейд.
На душе было как-то погано. Он спустился вниз, думая, что не решился задать вопрос: а сам-то Майкрофт насколько был привязан к Аллану? Впрочем, чего он, Лестрейд, от него хочет? Это же Холмс. Даже жениться не мог по-человечески. Обязательно за выгоды какие-то! Лестрейд сварил себе кофе. Он слышал, как Майкрофт ходит наверху, и это опять заставляло нервничать. Зачем тот рассказал ему о семье? Такие вещи ведь не говорят просто так, тем более люди типа Майкрофта. Тогда зачем? Майкрофт ничего никогда не делает без умысла. У него за каждой фразой двойное, тройное дно. Нарочно подчеркнуть лишний раз, какой он бесчувственный? Или объяснить - он уже знает, что такое отношения, поэтому они ему и не нужны? Да, вполне может быть.
Он сделал глоток и скривился — забыл положить сахар. Господи, да что ж такое-то? Ну да, не приближаться, не разговаривать о личном, не целовать… Но Майкрофт ведь сам нарушил договор? Мог ведь совсем ничего не объяснять, ну подумаешь, калиссоны и калиссоны. Значит ли это, что и он, Лестрейд, тоже может его нарушить? Может, но зачем? Майкрофт и так с ума сходит там наверху. А ему нужно работать. А он не может. Он ведь почти проговорился три дня назад, что думал о нем весь день… Ладно, в конце концов, у него будет время в Лондоне, у них будет время в Лондоне. Ага, только если Майка в Швейцарии не убьют. Господи-господи-господи, ты же существуешь? помоги мне, пожалуйста, придумай что-нибудь. Ты же можешь, ну же.
Наверху послышался грохот. Лестрейд бросился на лестницу. Майкрофт сидел с закрытыми глазами в кресле с ноутбуком на коленях, впившись пальцами в подлокотники. На полу в луже из молока и сахара валялись осколки чайного прибора. Бриджи Майкрофта тоже были щедро политы молоком. Метрах в трех лежал чайный столик. Лестрейд поставил его на место, водрузил сверху чудом уцелевшую вазу.
— Майк, — Лестрейд отряхнул от молока веточки лаванды и, положив на столик, присел в соседнее кресло, — я сейчас все уберу. Только объясни мне, что происходит?
— Я не могу, — выдохнул Майкрофт, — я не могу ничего сделать. У меня не получается.
— Что именно у тебя не получается?
Майкрофт протянул ему ноутбук, Лестрейд аккуратно положил его на столик.
— Пытался найти доказательства, — Майкрофт мотнул головой в сторону соседей, — которые помогли бы им вернуться домой. Но ничего не получается. Брат Хоакина, Мигель, пока неуязвим. Будь это в Англии, я бы его достал, но там — нет.
Лестрейд выдохнул.
— Я испугался, что у тебя ничего не получается с Шерлоком. Ну ты и напугал меня, Майк. Забудь о них, занимайся своими делами. Они все выдержат, они вдвоем.
Майкрофт посмотрел на него очень странно:
— Они вдвоем, да.
— Мы тоже можем быть вдвоем, — сказал Лестрейд. — Подожди, — оборвал он, видя, что Майкрофт собирается протестовать, — ты говоришь, что не можешь сосредоточиться из-за меня, но это потому, что ты сомневаешься, потому, что ты не можешь решить окончательно. А ты не можешь решить окончательно, отказываться ли от отношений и секса, пока у тебя не было отношений и секса. Что бы ты ни говорил, фиктивный брак это еще не настоящие отношения. Совместно жить — это еще не отношения. И ты всегда будешь сомневаться, пока не попробуешь. Я уже не говорю о том, что секс чертовски успокаивает, помогает отвлечься, снимает напряжение. Ты занимался спортом. Секс - это куда лучше спорта. Обещаю, тебе точно станет легче.
— Но ведь у тебя, кажется, нет опыта по части мужчин? — Майкрофт спросил это так тихо, что Лестрейд едва расслышал.
— О ради бога, Майк, уж отдрочить правильно я тебе точно сумею! — воскликнул он, приближаясь к его креслу и усаживаясь на корточки. — Мы просто попробуем. Тебе нравилось, когда я обнимал тебя, тебе нравилось, когда я целовал тебя. И это только самое начало, секс всегда может стать лучше.
— Или нет.
— Ладно — или нет, — согласился Лестрейд. — Но у нас обоих сейчас, кажется, спермотоксикоз. Я могу, конечно, стирать руки до мозолей в своей кровати, а ты — в своей, но секс с живым человеком ничем не заменишь, Майк. Возможно, тебя доводит до оргазма политика, но настоящего оргазма ты там точно не испытал. — Он вздохнул и, взяв правую руку Майкрофта в свою, осторожно поцеловал каждый палец. — Ты такой удивительный, Майк. Позволь мне показать, как сильно ты мне нравишься.
Майкрофт отнял руку и прикрыл ее левой с таким видом, как будто боялся, что Лестрейд его чем-то заразит. И улыбнулся кривой улыбкой:
— Так и знал, что ты не перестанешь меня уговаривать.
Лестрейд не стал ссылаться на нарушение договора. Все и так было ясно. Он кивнул, встал, прикидывая объем разрушений, и направился к лестнице, когда услышал вдруг:
— Полагаю, попробовать — это приемлемо, да.
Глава 23— Не сейчас! — это было первое, что сказал Майкрофт, когда Лестрейд повернулся к нему.
— А…
— Ты, кажется, обещал здесь убрать, а мне надо кое-чем заняться.
— Но…
— Обсудим вечером. Погуляй пока. С Эстебаном куда-нибудь сходи.
Лестрейд вернулся со щеткой и тряпкой, Майкрофт увлеченно стучал по клавишам и в его сторону ни разу не посмотрел. Убравшись, Лестрейд спустился вниз, послонялся по кухне, потом сделал чаю и понес наверх. Подвинул столик к Майкрофту. Реакции не дождался. Прошелся пару разу по гостиной, потоптался у окна, отколупнул отстающий кусочек краски с рамы.
— Грегори, ты сейчас даже спиной в моей спине дыру протрешь, — Майкрофт встал и подошел к нему.
Лестрейд развернулся.
— Успокойся, — сказал Майкрофт мягко. — Я не Золушка, чтобы убегать от тебя. — Он протянул руку и легко, костяшками пальцев, коснулся его щеки.
Лестрейд сотрясся всем телом.
Майкрофт взглянул на него удивленно и улыбнулся, тепло и нежно.
— Я редко меняю свои решения. — Чуть подавшись вперед, Майкрофт легко коснулся его губ своими, на мгновение переплел пальцы и шепнул: — Иди.
Лестрейд сбежал с лестницы, не чуя под собой ног. Он едва справился с засовом на двери, выходящей в сад, дошел до лавочки, присел на нее, потом вспомнил, что оставил в кухне сигареты. Вернулся в дом, посмотрел на пачку и, вновь оказавшись на лавочке, понял, что так и забыл ее взять. Поерзал пару секунд, вскочил и пошел в сарай. Упал в сено, перекатился по нему вправо, влево, зарылся лицом. Лег на спину и раскинул руки, и опять перевернулся. Он не знал, чего ему хотелось — то ли обнять весь мир, то ли закрыться от него, закрыть от него их с Майкрофтом вдвоем.
Улыбка Майкрофта стояла у него перед глазами, продолжала дрожать внутри. Он никогда бы не подумал, что Майкрофт вообще может так улыбаться. Так, словно бы ему нравилось смотреть на него, Лестрейда. Словно бы ему очень нравилось смотреть на него.
Боже! Лестрейд ракетой стартовал из сена и помчался к соседям.
Сонный и мрачный Хоакин сидел на улице с ноутбуком за столом, печатал, не попадая по клавишам. Заспанный, зевающий Эстебан высовывался из окна второго этажа. Задрав майку, ухмылялся и эротично обводил пупок. Но Хоакин только поглядывал мельком неодобрительно и снова возвращался к ноутбуку. Эстебан, паршивец, однако и не думал сдаваться — усилил напор. Задрал майку уже до самых сосков, томно проводя по ним кончиками пальцев, другой рукой приспустил трусы.
Заметив, наконец, Лестрейда, который открывал и закрывал рот, не зная, как все это прервать и стоит ли прерывать вообще, Эстебан расхохотался, приветственно помахал рукой и скрылся в окне.
— И вот как с ним жить? — буркнул Хоакин, не отрываясь от экрана, покачал головой. — Он и мертвого с ума сведет, а меня в могилу загонит.
— Он любит тебя, — озвучил очевидное Лестрейд.
— Конечно любит. Только б слушал побольше, если свои мозги растерял, — Хоакин кивнул, прощаясь, прихватил ноутбук и ушел в дом.
Через пару секунд выбежал Эстебан, схватил Лестрейда за руку, потом обнял.
Лестрейд прижал его к себе, смеясь, похлопал по спине:
— Ну ты даешь! В следующий раз зови заранее, чтобы я успел купить билеты в первый ряд.
— Тебе понравилось? Не хочешь устроить такое для Леона? Уверен, что он оценит!
— Презервативы есть?
Эстебан сначала уставился на него сначала в недоумении. Потом на его лице расцвела улыбка понимания.
— Да вагон!
Он снова скрылся в доме. Лестрейд вспомнил, что не спросил про смазку. Он опустился на стул и, распластавшись на столе, положил голову на руки. Интересно, кто из них с Майкрофтом будет это применять? Впрочем, неважно. Он так хотел этого — просто прикоснуться, почувствовать близость. На секунду в памяти всплыла первая встреча, ненависть, страх. Он четко помнил, как все было, и это наполнило его сознанием какой-то небывалой победы, может быть, самой важной из всех.
До него долетел смех. Лестрейд поднял голову и посмотрел налево: Хоакин, с расстегнутым воротником, пытался закрыть окно, Эстебан обнимал его сзади, всячески мешая. Оба казались донельзя довольными. Наконец жалюзи опустились.
Эстебан, со спутанными волосами, припухшими губами, алеющим засосом у основания шеи, спустился через десять минут. Положил на стол две пачки презервативов и выставил сразу три флакона, принялся объяснять.
— Это просто любрикант с антисептическим действием. Это расслабляющий спрей, один-два раза пшикнул перед входом - и вперед. Это обезболивающая смазка. Для первого раза - точно первые два, обезболивающую лучше применять, только если все очень плохо.
— Спасибо, — Лестрейд сгреб флаконы, чувствуя, что каждый из них приближает его к Майку, делает ощущение предстоящей близости почти осязаемым. — Тонкости минета?
— О! — сказал Эстебан, и его улыбка стала еще шире. Но тут же его лицо приняло сосредоточенное выражение: — Во-первых, помни, что доставляет удовольствие тебе. Во-вторых, не настраивайся делать это слишком долго в первый раз. Чередуй втягивание, лизание, сосание, работу рукой и так далее, иначе заболят губы. Не пытайся заглатывать слишком глубоко, ну не в первые двадцать раз. Не стремись проглотить сперму, если ты ее еще никогда не пробовал. Остальное — взрослый мальчик, сам поймешь.
Лестрейд рассмеялся, прикрыл лицо рукой.
— Знаешь, у нас первый раз вообще был без смазки, без презервативов, в сарае похуже, чем этот, в диком холоде, — тихо сказал Эстебан, — но эти воспоминания до сих пор делают меня счастливым.
— Я не уверен, что у нас все не кончится первым разом, — хмыкнул Лестрейд.
— Я уверен, что не кончится. Есть люди, к которым подступиться почти невозможно, потому что если они подпускают, то только тех, кого навсегда. Он позволил тебе подступиться, и я понимаю почему.
Их взгляды встретились. Лестрейд только сейчас заметил, что цвет глаз Эстебана не просто темный, кофейный, но перетекает в зеленый. Он тоже понимал про Хоакина — почему. Вдруг подумалось, что по возрасту Майкрофт ближе к Эстебану, чем к нему, Лестрейду. Первый раз Лестрейд ощутил, что Майкрофт его младше. И это было так странно. Майк всегда вел себя как самый старший и самый знающий, действительно — Большой Брат. Лестрейд только сейчас по-настоящему понял, что они равны.
И ему ужасно захотелось увидеть Майкрофта, несмотря на все его запреты, вотпрямщас. Он благодарно кивнул, прижал к себе флаконы и бросился в сторону своей двери.
В коридоре Лестрейд на мгновение замешкался, размышляя, действительно ли стоит идти наверх. Что если у Майкрофта сейчас самый разгар работы? И вдруг на втором этаже включился телевизор — словно сработал разрешающий сигнал. Лестрейд кинулся туда.
По телевизору шла новостная программа на немецком. Показывали горы, над ними летал вертолет. Майкрофт, спиной к нему, стоял у окна с руками в карманах. Легкий ветерок раздувал опущенные жалюзи. Лестрейду хватило одного взгляда на спину Майкрофта, чтобы понять: что-то изменилось, и явно не в лучшую сторону.
Он застыл, потом бросил флаконы в кресло и сделал шаг к окну. Майкрофт медленно повернулся к нему, и Лестрейд увидел, насколько бледным, почти белым, было его лицо. Сердце, мешая говорить, застряло в горле.
Только и сумел выдавить хриплое:
— Что?
Майкрофт, прямой как струна, сделал шаг в его сторону.
— Самолет Клауса пропал, — тихо сказал он.
Глава 24— Он все-таки полетел в Швейцарию, — сказал Майкрофт и поджал губы. И в этом поджатии губ было и неодобрение, и предвидение ситуации, и бессилие что-либо изменить — и сейчас, и тогда.
Лестрейд подошел к нему и взял за руку. Он почему-то ожидал, что пальцы Майкрофта будут холодными как лед, но обнаружил, что они горячие.
Майкрофт поморщился:
— Рана все еще болит.
— Конечно, она все еще болит, — сказал Лестрейд, не отпуская его руки. — Пойдем, я перевяжу тебя.
Он знал, что сейчас Майкрофт согласится, и тот не сказал «нет».
В его комнату Лестрейд попал впервые. Раньше он только видел ее с порога — Майкрофт не пустил его сюда, даже когда обыскивали дом. Или, по крайней мере, выразил неудовольствие его возможным присутствием настолько явно, что Лестрейд сам не решился зайти. Теперь-то Лестрейд понимал — это была комната Майкрофта еще тогда, когда он жил в этом доме с женой, место настолько личное, что тот просто не мог его сюда пустить. Несмотря на это, обстановка здесь не была какой-то особенной, а простой и вполне современной. Обои в мелкий цветочек. Узкий подоконник со стоящим в квадратной вазе сухим букетом, задернутый новой шторой. Односпальная кровать. Гардероб. Письменный стол со старинным письменным прибором. Над столом в квадратной рамке — потемневшая фотография Черчилля и тут же рядом часы — такие, какие мог бы купить себе в IKEA небогатый молодой человек, решивший наконец отсоединиться от родителей и обзавестись своим домом. В общем, обычная мешанина стилей, которая бывает у временного жилья. Или тогда, когда хозяин сильно занят чем-то другим.
Интересно, как выглядит дом Майкрофта? Джон рассказывал, что в столовой у него стоят рыцари. Наверное, все очень богато и солидно.
— У меня есть сеттер, — сказал Майкрофт, выставляя на стол из комода антисептик и мазь.
— Опять читаешь мысли… У тебя, случаем, не было ведьм в роду?
— Грегори, конечно были. Майкрофт — шотландское имя, — он опустился на кровать и развязал пояс халата, оголяя плечо. Лестрейд сглотнул — это действие было намного более интимным, чем секс.
— Так и не скажешь, что оно означает? — Лестрейд принялся разматывать бинты. На этот раз они, по счастью, отходили легко. Было видно, что рана уже заживает. Он не выдержал и, наклонившись, поцеловал Майкрофта в ключицу. Тот вздрогнул под его губами, но потом на секунду удержал его голову, проведя рукой от шеи до затылка. Лестрейд выдохнул, закрывая глаза, наслаждаясь лаской.
Это было поразительно — Майкрофт никогда не имел отношений, но безошибочно чувствовал, что и как делать с ним.
Лестрейду ужасно хотелось спросить другое, про Клауса, но он понимал, что этого делать нельзя. Не сейчас. Потом Майк скажет сам.
— Как зовут твоего сеттера? — поинтересовался он, нанося мазь.
— Барнеби.
— Как детектива?
— Что?
— Ну, «Убийства в Мидсоммер», ты не смотрел? Конечно же, не смотрел, что за глупость я говорю.
— Вопреки твоему мнению, Грегори, я смотрю фильмы, но детективы… — Майкрофт нахмурился.
— Знаю, знаю, они тебе неинтересны. Ты разгадываешь их задолго до конца.
— Возможно, были исключения. Сеттера так назвала экономка. Он появился в доме в мое отсутствие, и я не видел смысла что-то менять. Ты не сделаешь мне чаю?
Лестрейд улыбнулся:
— Конечно да.
Он сбежал вниз, раздумывая над изменением тона Майкрофта. Чувствовалось, что тот был очень подавлен, словно бы застыл, и слова ему давались с трудом. Интересно, кто подкинул Майкрофту сеттера, уж не Шерлок ли?
Когда он вернулся, Майкрофт сидел в кресле с ноутбуком и смотрел новости, на этот раз - швейцарский канал на французском. Лестрейд поставил поднос на стол и придвинул свое кресло к Майкрофту. Тот выключил звук и уткнулся в работу. Так они, с небольшим перерывом на обед, просидели вместе до сумерек. Майкрофт то листал страницы и читал графики, то включал новости, а Лестрейд смотрел то на него, то в телевизор. Поисковая операция двух членов экипажа и двух пассажиров бизнес-джета владельца немецкого фармацевтического концерна Клауса Штойнера продолжалась, пока в горах не наступила полная темнота.
Около одиннадцати вечера Лестрейд снова пошел делать чай. Майкрофт, похоже, намеревался работать всю ночь. До сих пор они едва перекинулись парой слов, и даже за обедом тот не отрывался от ноута.
Когда Лестрейд вернулся, гостиную освещал лишь экран беззвучно работающего телевизора. Майкрофт стоял у окна и держал в руках пульт. Ветер бешено раздувал занавески и жалюзи за его спиной, похоже, начиналась гроза.
Лестрейд поставил поднос и двинулся к нему. Он был на середине комнаты, когда Майкрофт включил звук.
— Федеральный департамент полиции подтвердил, что обломки принадлежат самолету Клауса Штойнера. Как стало известно, в салоне находились не только сам владелец и его секретарь, но также два пассажира, имена которых установить не удалось. По предварительным данным, все они погибли. Тело Клауса Штойнера было найдено неподалеку от места крушения око...
Телевизор резко выключился, и комната погрузилась в темноту.
— О Майк, — выдохнул Лестрейд. — Что мне сделать для тебя? — спросил он.
— Просто уйди сейчас. Уйди.
Лестрейд кивнул и двинулся к лестнице.
— Нет, постой! — почти выкрикнул Майкрофт. И очень тихо добавил: — Постой.
Они встретились на середине, врезались друг в друга, сплетаясь руками, дыханием, укусами, терзая друг друга губами, зубами, языком.
Лестрейд прижал Майкрофта к стене, головой к картине, стащил халат (под ним ничего не было), навалился, словно хотел навсегда впечататься в это белое, сильное и одновременно изнеженное тело. Майкрофт только застонал коротко, обозначая границы, заставляя временно отступить, когда Лестрейд нечаянно надавил ладонью на больное плечо, но тут же, задыхаясь, притянул сильными цепкими пальцами обратно. Лестрейд не видел в темноте его глаз, но почему-то был уверен, что зрачки Майкрофта сейчас расширены.
Он сбросил шорты, руки Майкрофта шарили под футболкой по его спине. Лестрейд обхватил руками его голову, покрывая короткими поцелуями лицо. Но Майкрофт запротестовал, перехватил его ладони и неожиданно принялся целовать сам. Теперь уже Лестрейд оказался спиной у стены, Майкрофт набросился на него, заламывая руку, агрессивно и больно, до крови, укусил в шею, не слушая протестов, придавил коленом бедро, распорол — до крика — ногтями спину. На миг Лестрейд ощутил ужас и вслед за ним - унизительную беспомощность: казалось, в этом чудовище не было ничего от Майкрофта, лишь хаотическая сила, цунами, которое нельзя было ничем остановить. Но океан отступил мгновенно, Майкрофт обмяк, Лестрейд чувствовал, как того начинает трясти. Пользуясь отпущенной на свободу рукой, он нащупал скользкий от смазки член Майкрофта и принялся в бешеном темпе двигать по нему ладонью.
Майкрофт дергался, задыхался, скулил. Все кончилось за каких-нибудь полминуты. Майкрофт содрогнулся, застонав, теплое семя брызнуло Лестрейду на пальцы и живот, и он, едва не теряя сознание от смешения в мозгу ярких вспышек и абсолютной пустоты, кончил сам. Подхватил обессилевшего Майкрофта, помогая им обоим сползти на пол, уткнул его голову себе в плечо и, слушая сухие короткие всхлипы, гладил по мокрой от пота спине и шептал: «Все будет хорошо. Вот теперь все точно будет хорошо».