|
- Ты должен был знать, как никто другой, - Питер вдавливает железный прут в стену, и это противоестественно красиво - как кровь сначала медленно стекает, а затем хлыщет из проткнутой раны, собирается тяжелыми гранатовыми каплями на поблескивающем в полумраке железе, пачкает рубашку Криса, пачкает руки Питера, - На монстров нельзя охотиться в одиночку. Ты же хантер, вы еще более стайные зверушки, чем все волки вместе взятые, - забавно склоняет голову набок, принюхивается довольно. Отнимает пальцы от железного прута и подносит к губам. Чертов гребанный извращенец. Язык скользит по пальцам туда-сюда, выражение лица мечтательное, вот-вот заулыбается.
- Ты слишком много общаешься со всякими малолетками с комплексом героя, - продолжает, потому что Крис только хрипит, и не может выдавить ни слова. Тело оцепенело, горло схватило спазмом. Он часто шумно дышит, пытаясь примириться с этой новой, обжигающей болью, оседлать волну, как это делают сёрферы. Но он тонет, в темном и вязком, как смола. Клейком, липком. Оно забивает ноздри и затекает в горло, и даже смотреть становится сложнее. Просто держать глаза открытыми. Он шкребет ногтями по холодной влажной стене, пытаясь держаться на ногах, но все тело дрожит.
- Эллисон была такая же. И смотри, куда это ее привело, - он все-таки улыбается, когда Крис делает резкий рывок вперед, пытаясь дотянуться рукой до его самодовольной рожи. Пытается, на самом деле, кулаком, но получается только вцепиться в плечо, судорожно, теперь он скорее держится, чтобы не осесть, повиснув на пруте, как кусок мяса. Питер хмыкает, и отступает на шаг назад, лишая его опоры.
Крис сплевывает кровь и прижимается спиной к стене - из последних сил. Он слишком стар для всего этого говна. Ему бы заниматься садоводством или разведением собачек где-нибудь в очаровательном маленьком домике на отшибе, изредка приглашая старых друзей (которых еще не перебили) на стаканчик виски, а он играет в героя. В какой-то слепой уверенности, что это вообще кому-либо надо. Что он еще способен кому-то помочь.
- Сплошные крайности с вами, Арджентами. Либо конченные психи, либо хорошие парни с комплексом вины размером с небоскреб. Жалкое зрелище, - Питер не спешит его убивать, и это само по себе удивительно.
- С вами, Хейлы, тоже, - сипит, держится за прут в собственном боку, чтобы не упасть. Каждый вдох отзывается едкой, кислотной болью во всем теле. С каждой минутой она расползается все дальше, въедается все глубже. Крис превращается в одну гигантскую кровоточащую рану. - Либо психопаты, либо...
- ...слабаки, - перебивает, злобно, почти шипит, - И все они сдохли, как собаки, потому что были слабаками, все до единого.
Он говорит так, будто это ничего не значит, будто это его исключительно злит, и губы кривятся в отвращении. Но Крис знает, что это такое - хоронить свою семью. Знает, каково это - когда родных отбирают у тебя насильно. Знает, что эта боль никогда до конца не проходит, только превращается в тупую ноющую агонию, которую можно залить спиртным, но нельзя забыть. Знает, поэтому читает в глазах Питера ту самую злобу, отчаяние и упоротую решительность, которые видит каждый день в собственном отражении. Может быть, поэтому Питер до сих пор не распорол ему глотку. Они слишком похожи.
- Я убью Кейт, - он говорит это спокойно. Просто констатация факта, - Еще тысячу раз, если потребуется. Получу то, что мне нужно, и убью.
- Тебе что, нужно мое благословение? Иди на хрен, - Крис понимает, особенно четко и ясно, что ничего не успеет сделать. Ни спасти Скотта, ни помочь Кейт, ничего. Только истечь кровью в гребанной канализации Бикон Хиллз. Он думал, что умрет как угодно, но только не так.
- От тебя разит отчаянием и смертью, старик, - Питер прижимается лбом к его лбу. От него веет жаром, как от всех вервольфов. И сейчас это скорее успокаивает. Крис не пытается отдернуться, не может и не хочет. Это должно быть мерзко, он пытается убедить себя, что должно, и проигрывает. В голове возникают строчки и картинки из статей про поведение волков. Кажется, так они делают, когда признают равного. Крис не чувствует себя польщенным. Только бесконечно, отчаянно усталым.
- Ты уж попробуй продержаться подольше, - Питер даже усмехается немного, - И может быть я пришлю кого-нибудь за тобой. Завтра, - усмешка превращается в полноценную издевательскую ухмылку, но глаза остаются все такими же холодными. Все они здесь играют роли, лично выбранные и выпестованные годами. Крису становится интересно, правда интересно, почему Питер решил стать чудовищем. Настолько хрестоматийным монстром, что это даже не смешно.
- Ага, цветы и конфеты не забудь, - он булькающе смеется, Питер хлопает его по плечу, и исчезает.
Следующие несколько часов Арджент проводит в аду.
Он рад, когда Эллисон приходит, даже такая - вся насквозь прогнившая, с обвисающей кожей, истлевшей одеждой. Только глаза живые, яркие. И голос мягкий, нежный.
"Ты слабак. Это все из-за тебя. Из-за тебя, слышишь?" - Эллисон кричит, плачет, сдирает кожу с собственного лица, и растворяется в тени. Она никогда не была такой в жизни, и Крис уверен, не стала бы и после смерти. Но он так устал бороться, так устал искать себе оправдания.
Питер тоже приходит, смеется долго и красиво, закинув голову назад.
"Ты...ты бы себя видел" - от него пахнет лосьоном после бритья и кофе.
"Не волнуйся, старик, скоро прилетит фея и все здесь обсыпет сахарной пудрой, смотри чтобы не слиплось чего" - и опять смеется. Совсем как настоящий, но Крис хорошо помнит, что у Питера - очень важные злобные планы. Как и у любого уважающего себя психопата.
Когда приходит Виктория, у него уже нет сил, чтобы стоять, и заканчиваются силы, чтобы дышать. Кровь заляпала штаны и собралась блестящей лужей у ног. Виктория ничего не говорит, только смотрит презрительно и холодно. Ее глаза отсвечивают желтым - и этот немой укор громче любых обвинений, которые она могла бы высказать. Виктория замахивается рукой, и что есть силы бьет его по лицу. А затем еще раз. И еще.
Арджент разлепляет глаза, и рука Пэрриша замирает в воздухе.
- Фея? - Крис бормочет слабо, пытаясь сфокусировать зрение, а затем сознание.
- Ну уж, знаете, сэр, конечно есть такая вероятность, но я бы предпочел оказаться чем-то более...злобным.
Арджент удивленно вздергивает бровь, разом позабыв, что буквально висит пришпиленный железным прутом к стене. Честно пытается представить себе злобного Пэрриша. Это как злобная зефирка. Или злобный стакан какао. Крис заходится в приступе болезненного смеха, а Пэрриш смешно хмурится.
- Что я такого сказал?
- Злобным, правда? Ты?
- В этом городе ты либо злобный и сильный, либо мертвый, - он берется за прут, и начинает тянуть. У Криса все темнеет перед глазами, но в кои-то веки ему нечего ответить. Пэрриш абсолютно прав.
|