Рано или поздно
Продолжение рассказов "Выполненные обещания" и "Достаточно умна".
Думал, что никогда не допишу, но всё-таки дописал.

Название: Рано или поздно
Автор:  Dark Will
Пейринг/Персонажи: Алана Блум, Уилл Грэм, упоминается Ганнибал Лектер/Уилл Грэм и Марго Верджер/Алана Блум
Размер: мини
Жанр: ангст
Рейтинг: PG
Размещение: с разрешения автора
Содержание: Алана знала, что если Ганнибал и Уилл сбегут из лечебницы, то придут за ней.

Алане звонят из клиники поздно вечером.
Звонок застаёт её дома одну — разумеется, не считая слуг, но особняк Верджеров так огромен, что со слугами здесь при желании можно не пересекаться вовсе. Сейчас она даже не знает, где они все находятся.
Марго улетела с их сыном на две недели на курорт. Разумеется, они планировали отправиться туда все втроём — но на Алану, как назло, свалилось слишком много работы, а расстраивать ребёнка откладыванием отдыха не хотелось; поэтому Алана сказала супруге, чтобы они летели без неё.
На самом деле Алана ненавидит находиться дома одна…На самом деле Алана ненавидит находиться дома одна. Она не любит особняк Верджеров — чересчур огромный, вызывающий слишком много неприятных воспоминаний, — и когда остаётся здесь без Марго и сына, ей всё время кажется, что в дверь вот-вот войдут Ганнибал с Уиллом (хотя оба они находятся под охраной в её клинике) или въедет на коляске обезображенный Мэйсон Верджер (хотя он давно мёртв). Но Марго гордится тем, что наконец-то стала хозяйкой отцовского поместья, — и Алана не позволяет себе поддаваться иррациональным страхам. В конце концов, что она за психиатр, если не может справиться с собственными фобиями?
Поэтому все эти дни, зная, что дома её не ждут ни Марго, ни их сын, она всё равно не позволяла себе задерживаться в клинике сверх необходимого. Нельзя потакать своим страхам. Это самое худшее, что только можно сделать. Она это знает.
Сегодня она сидит в кресле с бокалом крепкого коктейля, в котором плавают фигурные кубики льда, и слушает льющуюся из магнитофона приятную расслабляющую музыку «для релаксации» — когда ей звонят.
Дрожащий голос дежурного сообщает, что двое заключённых совершили из клиники побег, — и Алана роняет бокал с недопитым коктейлем, который со звоном разбивается на паркете.
Лектер и Грэм. Лектер и Грэм. Лектер и Грэм.
Эта мысль бьётся в её мозгу, хотя перепуганный дежурный ещё не назвал имён.
Лектер и Грэм. Больше некому.
— Лектер и Грэм, — не подумав, говорит она вслух, — и в трубке изумлённо выдыхают.
— Доктор Блум… вы уже знаете?..
— Нет, — пальцы дрожат; ей стоит огромного труда удерживать трубку у уха. — Нет, я не знала. Просто… просто догадалась.
Дежурный ещё что-то говорит. Алана кладёт трубку — всё равно шум в ушах не позволяет ей разобрать ни слова.
Она знала. Она знала, что рано или поздно это случится.
Она знала — но всё равно продолжала руководить клиникой. Не убедила Марго, что они должны бросить проклятое поместье и уехать.
Чёртова гордыня. Чёртово тщеславие. Как же, она ведь всю жизнь мечтала стать главным врачом… она так боялась признать, что тоже может чего-то бояться, — хотя на самом деле ничего не боятся только полные дураки…
И теперь она одна. Именно в этот вечер. Рядом ни Марго, ни мальчика…
Дура! Ты хотела бы, чтобы они тоже были здесь? В этот вечер — здесь?!
Спокойно. Спокойно. Всё под контролем. У неё всегда всё под контролем. Надо только позвонить в полицию и сказать, что ей нужна защита… если они ещё не сообразили…
Или, может, лучше позвонить лично Джеку Кроуфорду…
Алана снова тянется к телефону — и в эту секунду её хватают сзади за шею и зажимают нос и рот. Шеи касается игла.
Алана пытается бороться, но всё тщетно.
Она опоздала. У неё ничто не под контролем — и никогда не было.
Под контролем всё только у Ганнибала Лектера.
Вместе с этой мыслью приходит темнота.

Алана приходит в себя от резкого запаха нашатырного спирта. Инстинктивно пытается приподнять руку, чтобы убрать его от лица, но руки ей не повинуются — получается только неуклюже мотнуть головой.
Запах нашатыря исчезает. Алана слышит собственный негромкий стон и чувствует, как понемногу начинает проясняться в голове.
Лектер и Грэм. Лектер и Грэм.
Ганнибал и Уилл. Когда-то она звала их по именам.
Тусклый свет где-то в стороне. Она сидит на стуле, к спине прижимается что-то похожее на толстую железную трубу, тело охватывают плотные кожаные ремни, руки прижаты к бокам.
Какой-то подвал. Прямо как в дешёвом триллере.
Не совсем в духе Ганнибала — но, в конце концов, сейчас у него нет особняка.
Алана вертит головой по сторонам — виски ломит от боли, перед глазами вспыхивают цветные пятна, — но не видит в слабом освещении ничего, кроме других железных труб.
— Ганнибал?.. — решается спросить она и тут же закашливается. Голос срывается, горло будто забито толчёным стеклом.
— Ганнибала здесь нет, Алана.
Слышится звук шагов — раз, другой, — и в полосе света появляется Уилл Грэм; уже не в оранжевой пижаме пациента лечебницы для душевнобольных преступников, а в тёмно-синей спецовке. Должно быть, изображает рабочего, чинящего что-то в этом чёртовом подвале.
Алана сглатывает отсутствующую слюну и проводит языком по сухим, как бумага, губам, пытаясь понять, рада ли она, что видит Уилла, а не Ганнибала. С одной стороны, от Ганнибала пощады можно было бы не ждать, а до Уилла, возможно, она ещё сумеет достучаться…
…но с другой стороны — можно ли достучаться до Уилла, давно находящегося под влиянием Ганнибала? Осталось ли в нём хоть что-то от прежнего Уилла Грэма — того, которого она когда-то знала, к которому относилась с искренней симпатией и даже испытывала некоторое влечение, который однажды попытался её соблазнить — так мило и неловко, — но она отказала ему, потому что была уверена, что ничего хорошего из их романа не выйдет?
Что ж — вскоре после этого начался роман Уилла с Ганнибалом. И вот из него точно не вышло ничего хорошего.
На секунду в голове Аланы мелькает мысль, не было бы лучше, если бы в тот вечер она ответила на чувства Уилла, — но она тут же отбрасывает её. Ганнибал всё равно получил бы то, что хотел.
И она не ошибалась, думая, что они с Уиллом не созданы друг для друга. Она никогда не ошибается. Никогда… кроме этого случая — который, судя по всему, станет для неё роковым.
Но — ошиблась ли она в этот раз?
Могла ли она в своё время обречь Уилла на пытки садиста Мэйсона Верджера? Нет, однозначно нет. Она никогда бы себе этого не простила, ни за что не сумела бы после этого остаться собой… хотя бы отчасти — собой.
Могла ли она не переводить Уилла в камеру к Ганнибалу? Возможно, для него было бы лучше остаться в одиночке?
Нет. Ганнибал всё равно забрал бы Уилла во время побега — только оставил бы при этом на своём пути больше трупов. Или, сбежав, отомстил бы Алане ещё более жестоко, чем собирается отомстить через Уилла сейчас, — если бы сумасшествие Грэма, всё больше усиливавшееся во время их разлуки, привело его к смерти.
Алана вглядывается в полутьме в лицо Уилла — тот молчит и не двигается с места, явно никуда не спеша, — и не видит ни того милого застенчивого мужчину, с которым когда-то познакомилась, ни «лучшую ищейку», которой в своё время так гордился Джек Кроуфорд, ни сумасшедшего, бившегося о стены своей камеры с криками, что он хочет к Ганнибалу.
Уилл смотрит на неё сумрачным спокойным взглядом — взглядом убийцы, не знающего ни сомнений, ни раскаяния, ни затуманивающих рассудок эмоций. Она не сможет до него достучаться — никогда. И даже не выиграет время, если попытается, — потому что, судя по всему, времени у Уилла полно.
— Тебя прислал Ганнибал, — говорит она. В горле снова першит.
— Да. Хочешь пить?
— Хочу. Очень.
Алана смутно удивляется тому, что не бьётся в истерике и вообще почти не чувствует страха боли и смерти. Она не знает, радоваться ли ей своей выдержке или списать всё на состояние шока.
Уилл подносит к её губам пластиковую бутылку с водой. Она обхватывает губами горлышко и жадно, шумно пьёт; немного воды проливается на подбородок и стекает на шею и грудь.
Вода прохладная, свежая и чистая. Уилл ждёт, пока она напьётся, а затем вытирает рукой с её подбородка самые крупные капли.
— Не ожидала… что ты предложишь… попить.
Уилл пожимает плечами.
— Я не собирался мучить тебя жаждой.
— А чем собираешься мучить? — вырывается у Аланы, и она чувствует, как сквозь психологическое оцепенение наконец начинает пробиваться страх. Липкая, удушающая волна страха, грозящая вскоре поглотить её с головой.
В ответ Уилл улыбается, и это страшнее всего.
— А как ты сама думаешь, Алана? Ты же всегда так гордилась своей сообразительностью… Неужели ничего не приходит в голову?
Алане приходит в голову очень многое — тем больше вариантов, чем дольше она всматривается в спокойное улыбающееся лицо Уилла. Волна страха растёт, Алана чувствует, что начинает дрожать всем телом.
— Ты… ждёшь… Ганнибала? — ещё чуть-чуть, и у неё застучат зубы.
Уилл качает головой.
— Нет. Он сюда не придёт. Здесь только я и ты… и мой олень, — он на секунду бросает взгляд куда-то в сторону.
Олень. Алана долго пыталась вылечить Уилла от этой навязчивой галлюцинации, но потерпела в этом неудачу — как и во всём остальном, что касалось их с Ганнибалом.
— Конечно, — возможно, ей стоило бы придержать язык, но от страха — и от осознания, что терять больше нечего, — слова начинают литься неудержимым потоком. — Конечно, Ганнибал не придёт. Счёл это ниже своего достоинства. И поэтому прислал ко мне вместо себя своего ручного пса…
С его ручным оленем.
— Алана, — Уилл говорит всё так же мягко, но Алану это почему-то заставляет замолчать. — Не говори того, о чём потом можешь пожалеть. Тебя ли мне учить?
— А что, разве я могу сделать всё хуже, чем оно уже есть? — у Аланы вырывается истерический смех; ей стоит огромного усилия воли его прекратить. — Я всё равно умру. Всё равно.
— Рано или поздно.
— А я о чём. Ты меня убьёшь…
— Возможно.
А возможно, она умрёт сама — после того, что Уилл сделает с ней по приказу Ганнибала.
— Ты будешь сильно меня мучить? — спрашивает она. Голос звучит жалобно, но ей всё равно; демонстрировать храбрость, которой нет, слишком поздно и бессмысленно.
— Алана, я не садист. Разве ты так плохо меня знаешь?
— А разве хорошо?
Уилл усмехается.
— Решать тебе.
Неожиданно Алана снова чувствует прилив надежды. Уилл сам сказал — он не садист. Так может…
…может, у неё всё-таки получится до него достучаться?
— Уилл, — она начинает говорить быстро, пока решимость снова не покинула её. — Ты сказал — я тебя знаю… надеюсь, это и правда так. Уилл, я знаю, ты не Ганнибал… не такой, как он…
— Разумеется, — спокойно соглашается Уилл. — Я такой, какой есть. Ганнибал только помог мне узнать себя.
— Я не могла выпустить вас из лечебницы. Я просто выполняла свои обязанности главврача…
— Да. Я знаю. А не сдать Мэйсону Верджеру — тоже не могла?
— Уилл, пойми: как законопослушный гражданин, я не могла смириться с тем, что Ганнибал остаётся на свободе…
— Как законопослушный гражданин, ты должна была обратиться в полицию или к Джеку.
Нет. Всё и правда бессмысленно.
— Дай мне ещё воды, — просит Алана. Уилл беспрекословно выполняет её просьбу и, убрав бутылку, почти с нежностью — такой же страшной, как его нынешняя улыбка, — отводит с её лица прилипшую прядь волос.
— Сейчас? — глухо спрашивает Алана. — Ты убьёшь меня сейчас?
— Нет.
— А сказал, что не садист, — она снова смеётся — коротким нервным смешком. — Сказал, что не будешь мучить…
— Мучить ожиданием — буду, — снова улыбка, от которой хочется зажмуриться. — Но не так, как ты думаешь.
Алана всхлипывает. У неё больше нет сил ни держать себя в руках, ни что-либо говорить.
— Алана, — нежно тянет Уилл. — Алана, Алана, Алана… Ты сдала нас Мэйсону Верджеру, но потом всё-таки помогла от него сбежать. Держала в лечебнице — но перевела в одну камеру… Как думаешь, чего ты заслуживаешь? Смерти или жизни? Какой жизни… и какой смерти?
— Не знаю, — Алана всхлипывает громче; из глаз начинают течь слёзы, и она сглатывает их — горячие, солёные, полные страха и отчаяния. — Я уже ничего не знаю. Уилл, хватит. Пожалуйста, хватит, я больше не могу видеть тебя таким…
— Я тоже долго не мог видеть тебя такой, какой ты стала. А сейчас наконец-то вижу прежнюю Алану.
Она вскидывает голову. Смаргивает слёзы, пытается различить в лице Уилла ту же перемену, которую услышала в голосе.
— Ты будешь жить, — говорит Уилл. — Пока что.
— Здесь… в подвале?..
И хорошо, если со всеми конечностями.
Уилл усмехается, словно услышав то, что она не произнесла вслух.
— Нет. Здесь тебе придётся пробыть некоторое время, но вскоре тебя найдут. Можешь быть уверена. Не слишком приятно, конечно, сидеть привязанной, но это ненадолго.
— А… потом? — тихо спрашивает Алана. Слёзы высыхают на лице; слышно, как где-то в трубах булькает вода.
— А потом — больше ты нас с Ганнибалом не найдёшь. И поверь — лучше тебе не искать.
— Я не буду искать, — Алана отчаянно мотает головой, и волосы снова падают на лицо. — Честное слово, не буду, никогда…
— Я знаю. Мы сами найдём тебя.
— К-когда? — спрашивает она, чувствуя, как снова холодеет в груди.
Уилл подходит совсем близко, наклоняется так, что она не видит ничего, кроме его глаз.
— Когда захотим. Если захотим. А ты будешь ждать… и думать, долго ли тебе осталось ждать — и не напрасно ли ты ждёшь, — он выпрямляется, но по-прежнему не отводит взгляда от её лица. — Таков мой замысел.
Уилл поворачивается и идёт прочь. Его шаги отдаются под низким потолком гулким эхом.
— Твой? — кричит Алана ему вслед. — Или Ганнибала?
Уилл оборачивается, прежде чем ступить в темноту.
— У тебя будет много времени над этим подумать.
Он уходит, и наступает тишина, нарушаемая только бульканьем воды и редким стуком капель.
Скоро её найдут, думает Алана. Уилл сказал — скоро найдут. Он не врал, она знает.
Она жива. Пока что — жива.
Пока этого хочется Уиллу и Ганнибалу.
Алана опускает голову и начинает плакать навзрыд.